К тому же на конференции не сразу приступили к разрешению своей прямой задачи. Члены ее начали высказываться по «текущему моменту», прежде всего, о мнимом мятеже на Дону в Корниловские дни. Поведение представителей нейтральной власти на конференции охарактеризовали как «злостную и предательскую провокацию», а попутно с этим присовокупили, что ей (конференции)«все вселяет впечатление, что и дело о мятеже генерала Корнилова может оказаться также результатом планомерного предательства и провокации борющихся за власть ответственных и безответственных лиц и организаций».

«Корнилов – сын простого казака Сибирского войска», – говорилось в той же резолюции: «Конференция настаивает на самой широкой гласности расследования дела генерала Корнилова, со включением в комиссию (Верховную, следственную) представителей казачьих войск», «иначе казачество сделает свои самостоятельные выводы по этому делу»…

Так как актом Временного правительства в начале сентября Россия была объявлена республикой (не ожидая созыва Учредительного собрания), то юго-восточная конференция нашла себя обязанной высказаться и по этому поводу.

Упрекнув Временное правительство в присвоении не принадлежащих ему прав, конференция тут же объявила от имени казачества (конечно, тоже без полномочия на это), что оно (казачество) мыслит Россию «единой, неделимой федеративной» республикой.

По основному же своему вопросу екатеринодарская конференция разрешилась лишь пространной и довольно нескладной декларацией, в которой были сохранены все рогатые места как в отношении общероссийской власти, так и вообще неказачьего российского населения. Между тем по существу создание целевого Юго-Восточного союза для объединения действий войсковых правительств и им подобных местных правительств, если бы такие образовались для поддержания порядка в своих областях, и доведения страны до Всероссийского Учредительного собрания, – ничего одиозного ни в ту, ни в другую сторону не было, и было бы вполне своевременным. Однако местные кубанские «иногородние» стали упрекать своих казаков, что они скорее готовы объединиться с калмыками и черкесами, чем с ними, русскими людьми.

Для окончательного завершения дела – для принятия устава союза назначена была конференция в главном городе третьего казачьего войска – Терского – в г. Владикавказе[20].

К концу сентября авторитет центральной государственной власти пал в глазах местных людей низко. Комиссар ее, К. Л. Бардиж, уже как бы состоял при Кубанском войсковом правительстве лишь в виде какого-то старшего советника – наблюдал, но в управление не вмешивался.

Обломок иногородней части областного комитета (значительная часть его членов дезертировала) превратился в особый агитпункт против Войскового правительства. Оставшиеся его члены, раздражаемые недостатком средств, опускаемых на их содержание, отзывались протестом чуть ли не на каждое постановление «узурпаторов», т. е. казацкого войскового правительства. Горючего материала к области накоплялось все больше и больше. Узловые железнодорожные станции – Армавир, Кавказская, Тихорецкая забивались «законными» и «незаконными» дезертирами, которые под разными предлогами приставали к местным запасным частям, где их прикармливали, и увеличивали мощность этих притонов неприязни к казакам.

В Екатеринодаре собралась Войсковая рада для окончательного урегулирования вопроса о самоуправлении и управлении. Но правительство до последних дней не удосужилось серьезно заняться этим. Однако накануне открытия рады Макаренко принес на заседание правительства свой личный проект «Временных положений о высших органах власти на Кубани». Мне пришлось быть свидетелем того, как сильно оглушил он этим своим личным проектом и раньше видавших от него всякие виды своих сочленов по правительству. Но назавтра с подобным проектом правительству нужно было выступить перед радой. Задерганные члены правительства принялись вносить свои поправки в проект Макаренко. Просидев, однако, до самого утра, не сумели согласовать все поправки с основным текстом и решили направить проект с поправками к нему в имеющуюся образоваться в раде комиссию по самоуправлению как «материал для работы». Комиссия по самоуправлению снова стала центральной, но теперь у членов была уже некоторая практика в работе.