– Я этого не говорила.

– Но подумала.

– Не думала даже.

– Не бойся, скажи, как есть: если вы такой умный, то почему такой бедный.

Она замолчала, а я подумал, что уже давненько так не гондонствовал. Было время, я прилагал всю свою харизму к тому, чтобы она не дай Бог не решила, что я гондон. Что же со мной стало теперь?

– Ладно, черт с ним! Знаешь, какой сегодня месяц?

Лидия обиделась, и делала вид, что чрезвычайно занята трещинками лака на столе.

– Ну скажи, знаешь?

– Не знаю, – буркнула она. Милашка.

– Сегодня тот самый месяц, когда мы распутаем дело в лифте, и я лично стрясу с этого Лава столько денег, сколько смогу унести. Поможешь мне?

– Чем? – все еще бурчит.

– Поможешь мне нести деньги Доктора Лава?

– Угу.

Можно было бы включить харизму, но я не стал.

– Давай-ка мне сюда его папочку, посмотрим, что там у нас.

Больной ублюдок

Вкратце дело обстояло так:

Доктор Лав был средней паршивости мужиком средних лет, уже лысеющий, пузо его валилось что из рубашки, что из штанов, и это абсолютная тавтология, поскольку слово «пузо» говорит само за себя. Работать по-настоящему ему, видимо, никогда не хотелось и не нравилось, но физически было необходимо кем-то стать. Кем-то значимым. Физически. С таким ростом я его понимаю.

Доктор Лав делал деньги на таких же несчастных дурацких что мозгами, что лицом, людях, отчаянно страдавших от одиночества, таких же, как он сам. Он не терпел, когда его называли сводником или, чего хуже, сутенером или, чего хуже, мелким жирным бессовестным и не развитым, не разносторонним, не талантливым и не особо умным пройдохой. Он, видите ли, организатор свиданий. Окей.

Как-то раз приходит он к нам в белоснежном костюме и сигарой в руке. Сразу видно – бессовестный баран.

И говорит:

– Это вы, что ли, тот самый дьетективь? – он так это и произнес, клянусь.

– Если тот самый, то с очень большой вероятностью, что это именно я.

– У меня к вам дело, вы мне должны помочь, – говорит.

Я его попросил изложить, в чем суть, и он тут же, вот прямо с порога и от души, начал вкручивать мне про то, что он не терпел, когда его называли сводником или, чего хуже, сутенером или, чего хуже, мелким жирным бессовестным и не развитым, не разносторонним, не талантливым и не особо умным пройдохой. Он, видите ли, организатор свиданий.

Так и говорит:

– Видите ли, детектив, дело в том, что я не терплю, когда меня называют сводником или, чего хуже, сутенером или, чего хуже, мелким жирным бессовестным и не развитым, не разносторонним, не талантливым и не особо умным пройдохой. Видите ли, я организатор свиданий.

– Ну это понятно, – заявил я, и для важности подпер подбородок кулаком.

– Я делаю это не только по зову сердца и ради крайней выгоды, но еще и ради людей. Есть такие, знаете, несчастные, дурацкие, что мозгами, что лицом люди, отчаянно страдающие от одиночества, такие же, как я сам, но это только касаемо последнего пункта. Я их учу, как находить себе подобных или каких-нибудь других, если им не нравятся такие же убогие, как они. Правда, в большинстве случаев, это само так выходит, что им такие же, как они не нравятся, но ни с какими другими у них не ладится, а только исключительно с человеком такого же склада лица они способны обрести гармонию семейного очага. Это для меня самое главное. Это и моя крайняя выгода.

– От меня-то вам что нужно?

– Один из моих клиентов попал в беду, и ему нужно помочь.

– Вы так печетесь о каждом своем клиенте?

– О постоянных – конечно, всегда.

– А и много ли у вас таких?

– Девяносто девять процентов, я тщательно работаю над тем, чтобы мои клиенты оставались довольны, и приходили ко мне вновь.