Дышалось легко. Мужчина вдохнул полной грудью, смежил веки, и вдруг солнце, зазвенев, лопнуло над ним. Бултых – император с разбега сиганул в воду, не вспомнив поговорку о необходимости предварительного получения знаний о броде.

Не ласточкой нырнул, а прыгнул солдатиком по стойке смирно, вытянув руки по швам! Он же как-никак не только сенаторский император, но и солдатский! Вернее, не столько первый, сколько второй. Ведь поначалу-то именно легионеры набросили на его плечи пурпурный плащ, а вместо диадемы в качестве символа-суррогата нахлобучили ему на голову походную цепь и прогорланили: «Ave Caesar! Ave Augustus!» – не будь у них в руках мечей и не поддержи они его не просто словом, но изъятым из ножен оружием, никакой сенат делу не помог бы. Да и не смог бы сам Араб сделать то, что сделал не далее, как сегодня сразу по прибытии в Рим – не то что войти в курию Юлия, а даже приблизиться к сенату, окончательно узаконившему его власть.

…Поплавав, поныряв, полежав на воде, Филипп вышел на мрамор и мозаику суши.

– Вот! – отряхиваясь, скромно проговорил император почему-то вслух. – Пятидесятиметровку я проплыл туда-сюда за один миг. Эх, маловата кольчужка… эээ… короток бассейн! Не бассейн, а какое-то корыто! Был бы он подлинней, я бы и стометровку одним махом преодолел! – [длина бассейна, который проплыл император, была ровно 58 метров]: – Я и вольным стилем могу, и брассом, и баттерфляем, и на спине, и комплексно, хоть никогда прежде и не пробовал! Меня интуиция всему обучила! Талант, словно второе дыхание, открылся! Не талант – гений, парадоксов друг!

– О, государь, вы настоящий спортсмен! Осмелюсь вам доложить…– в умилении залопотал вернувшийся к своему повелителю директор бани и хотел было от восторга захлопать в ладоши, но в последний момент удержался, оставив на потом водружение вишенки на торт.

– Что такое?

– Вы уникальный человек! В бассейн с холодной водой все наши прежние клиенты прыгали лишь после тёплых вод или даже горячих ванн и кабинок-саун… А вы… а вы… а вы!.. Вы не подвластны сплетникам досужим! Слава государю! Уж коли кто как человек уникален, тот и как царь – не менее! Вот какое у меня сложилось о вас свободное и независимое мнение! Оно моё личное, никем не ангажированное! От сердца оторвал… эээ… из самого сердца вырвалось! Из глубины веков… эээ… из глубины души! И в нашей римской бане все ровно так же думают!

Филипп улыбнулся, в его извилинах скользнула мысль: «Попробовали бы они думать иначе!»

Скромничая, он стиснул зубы, сдвинул брови и строго спросил:

– Не хочешь ли ты, мерзавец, заявить мне, что сегодня Штирлиц, как никогда, оказался близок к провалу?

– Нет, что вы, что вы, о государь! Я просто хочу предостеречь! Как бы вам по неосторожности или по неопытности не простудиться и не умереть! Со здоровьем нельзя шутить!.. Кстати, что это у вас там в руках? Что-то острое и в бане явно лишнее, плавать и ним неудобно…

– Не видишь, что ли? Дротик!

– Его нужно было сдать в раздевалке! Такие у нас правила! Вход на водные процедуры с колюще-режущими предметами строго воспрещён!

– Что такое?

– Таковы правила безопасности и хорошего тона. Их не я выдумал, они испокон веков такие. Нам их отцы и деды завещали, а мы сберечь им обещали. И, кстати, дротик и дальше будет мешать вам мыться, париться, пиариться, спать, дремать, кемарить, мечтать и принимать массаж… Упаси Юпитер, ненароком сами себя пораните! Драгоценная кровь прольётся.

– Не столь драгоценная, сколь священная! Но и драгоценная, разумеется, тоже…

– Вот именно! И кто тогда отвечать будет? Вергилий, Цицерон или Овидий? На меня ведь все грехи свалят… Так ведь? Кто отвечать будет?