…За стенами дворца запели горны, словно призывая бойцов к приступу цитадели.

*****

– Ну, ладно! – потёрла руками и уже вслух словно подвела итог жена Филиппа. – Энергии на целый день я в тебя влила! И джоулей, и калорий, и эргов, и лошадиных сил! Заодно и сама с себя её сбросила, израсходовала, растратила… попутно ею же на всю катушку зарядившись. Я люблю антиномии и парадоксы!.. Покажи, где в этом дворце теперь мои покои?

– Выбирай любые! Нынче тут всё твоё, моя родная! Счастье ты моё! – обрадовался супруг тому, что его самого наконец-то оставляют в покое, подумав: «А кстати, что это за чертоги? Чьи они? Въехал я сюда в спешке и ни у кого даже не спросил, куда вселился! Может, у недвижимости, что мне с ходу так сильно приглянулась, живой хозяин имеется? Уверен, что если он мне и не подарит этот дом, то продаст за символическую цену. К примеру, на один денарий!»

Марция Отацилия долго бродила по палатам чертогов, выбирая себе место уединения, а когда её взгляд облюбовал удобное помещение, приказала принести ей туда стол, стул и побольше чистых пергаментов, чернил и палочек для письма.

Женщина до самого обеда засела не диктовать, а своею собственной рукой писать послание проживающему на далёком Ближнем Востоке Оригену Адаманту, великому эллинскому философу, учёному, математику, астроному, теологу и прочая, и прочая, и прочая, а ещё… основателю библейской филологии.

Матрона долго думала над первым после приветствия содержательным предложением и, наконец, каллиграфическим почерком вывела:

«О святой отец, учение твоё всесильно, потому что оно верно! Но в твоей “Гексапле” я, кроме того, что это синхронизированные изводы Ветхого завета, ничего больше не поняла. Заумь какая-то! Похоже на бред сивой кобылы, хотя я знаю, что это совсем не так. Я в курсе, что не права и что всё тобой измысленное – это великое мудрствование, но… но будь другом, пиши всё же проще и люди к Христу потянутся! Ты человеческим языком растолкуй мне всё, что открыл и теперь знаешь о Богочеловеке и о конечном спасении всего сущего…»

Отацилия водила стилом по пергаменту много часов, а закончила словами без витиеватостей:

«А коли не можешь растолковать письменно, не упрямься и срочно приезжай из-за моря в Рим! Так даже лучше будет! Я пришлю за тобой корабль и карету! В личной беседе изложишь мне всё устно. Своими словами. Передо мной не надо будет стоять во фрунт, можно будет сидеть в курульном кресле. Тут тебе будут не только рады, но и созданы все условия для системного и систематического изложения учения Иисуса нашего Христа. Когда ты будешь читать моё письмо, я уже вероятней всего стану полноправной императрицей, мне всё будет подвластно, а посему мы с тобой сможем понаделать столько великих дел, что потом и Константину Крестителю ничего не останется. Поторопись, пока Фабиан, папа Римский, не собрал все сливки и лавры, ибо сегодня я намереваюсь отыскать его в городе и позвать пред свои светлые очи. То, что Фабиан в столице империи, я знаю наверняка. Я не имею точных сведений, где ты находишься, поэтому пишу на деревню дедушке. Однако я вас обоих очень люблю: и тебя, и папу Римского…»

– Ну, теперь можно и с Фабианом повстречаться! – вслух проговорила улыбающаяся Отацилия, словно отдавая сама себе приказание. – Он точно придётся мне ко двору! Заодно разрешим папе перевезти прах его предшественников, святых Понтиана и Ипполита, в столицу… если, конечно, он до сих пор не удосужился этого сделать… А завтра и дочка в столицу со своими няньками подтянется! Вот радость-то великая! Надо будет ей экскурсию по городу моего детства устроить, она должна вырасти истинной римлянкой! Моя кровь должна перешибить в обоих детях кровь их отца-рогуля!