– Зачем?

– Чтобы не лезли своими грязными руками к нам в чистую душу… в пределы Рима. Чтобы не переходили наши кордоны и границы… приличий! И чтобы от других варваров нас обороняли. Варвара надо бить варваром! Разделяй и властвуй! – даёт чёткую справку казначей.

– И кому мы сейчас платим?

– Вот хоть, к примеру, карпам.

– И в чём заключается твоя идея… столь дорогая, что покроет необязательность реквизиции всего твоего личного имущества? – медленно шевеля мозгами, жуёт губами император.

– А разве непонятно?

– Нет!

– Хм…

– Я хочу не гадать… на кофейной гуще, а услышать это от тебя! – хмурится Филипп.

– Можно перекрыть карпам кислород – у нас его больше останется, – медленно изрекает казначей, думая при этом почему-то о Гае Мессии Квинте Деции, префекте претория и Рима, с которым сегодня поутру у двух мужчин состоялась случайная, но отнюдь не мимолётная встреча в термах Каракаллы (по её итогам ударили по рукам).

Филипп улыбается во всё своё августейшее лицо:

– Правильно мыслишь! Оборонять себя мы и сами… с усами! Повелеваю: прекратить любые и всякие выплаты карпам! Сорвать с них все и всяческие маски!

– Но при Гордиане III и Аквиле Тимесифее, да и при других правителях она выплачивалась!

– К дьяволу их обоих! И остальных туда же! Великая держава не должна платить дикарям! Вот и сенаторы все, как один, со мной согласны.

– Согласны!!! Согласны!!! Согласны!!! – не ленятся надсадно вопить глотки элиты. – Во всём поддерживаем!!! Мы сами бы ни за что до этого не додумались!!!

Вдруг Филипп видит во сне, что, оказывается, трёхъярусные ряды курии Юлия не блещут белковой, жировой и углеводной полнотой. Более того, немногочисленные сенаторы не стоят, а сидят или беспардонно развалились на ярусах в то время, как сам император столбом вертикалится чуть ли не по стойке «смирно». Август начинает приглядываться пристальней. И правда, в ногах правды нет. И правда, помещение не заполнено. Кажется, сидения и ярусы-возвышенности заняты на две трети. Или всего-навсего наполовину или на одну четверть? В остальной части нет курульных кресел на ярусах. Проплешины на возвышенностях – зияющие пустоты. Значит, кворума-то при принятии решения не было? Вот те раз! Или… или… или…

Император приглядывается ещё тщательней. Что такое? Кажется, он вообще стоит перед пустой аудиторией, как когда-то стоял в момент собственной коронации и помазания на трон. Стоп! Так… надо прокрутить в сознании ещё раз: получается, он и в прошлом пребывал в курии один-одинёшенек? Вот так открытие! Ух, и сволочи эти сенаторы – не разобрать, где и когда они, эти предатели, есть, а где и когда их совсем не бывает!

Или Филипп сам сейчас в горячечном бреду? Его мутит? Он бредит? Белая палата? Крашеная дверь? Тоньше паутины из-под кожи щёк тлеет скарлатины смертный огонёк? Бррр… Где же она вообще, истинная реальность?

Кажется, именно такое чувство было у Филиппа и в Колизее. Или оно было иным, с полутонами, с пятьюдесятью оттенками серого или со ста – чёрного; или с тысячью – белого?

*****

…Понтий и его рабы-служки услышали поначалу стоны и всхлипывания, а затем храп из ванной кальдария, но, перетаптываясь с ноги на ногу, не посмели потревожить сон своего государя.

«Эх, коня бы сейчас,

Что подобен дракону,

Чтоб умчаться

В столицу прекрасную Нара,

Среди зелени дивной!..»

Отомо Табито

Спящий император возлежал в ванной и грезил.

…Теперь он грезит уже второй половиной 245 года нашей эры, когда в пределы державы, а именно в Мёзию, не получая положенного серебра и злата, осмеливаются-таки, переправившись через Дунай-Дунавий, вторгнуться полчища варваров-карпов, возмущённых римской наглостью: Филипп отказал им в выплате дани, которой исправно откупался ещё Гордиан III да и многие другие их предшественники.