А как он пел у костра! Надежда с замиранием сердца слушала его песни. Лесное царство после знойных степей она воспринимала как сказку, как чудо, которое подарил ей Орфей, сидящий напротив. Она всякий раз подпевала Пашке «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» и старалась петь как можно громче, чтобы выделиться на общем фоне, привлечь его внимание.

Отблески костра прыгали в темных зрачках гитариста, как отражение внутреннего пламени, зажженного рукой самой музыки. Мягкий баритон, не громкий и не тихий, не звонкий и не глухой, а такой, какой предназначен ей свыше судьбой, раскрывал где-то в глубине девушки неизвестные ранее струны. Она немного побаивалась этого нового проснувшегося чувства, но вместе с тем безудержно рвалась навстречу свежему, острому ощущению. И, казалось, еще немного, и все ее нутро содрогнется, зазвучит, сольется в унисон с пашкиным голосом и загудит в такт на всю округу – мощно, ярко, светло! И закачаются, зашумят сосны, река, стяги корабля, стоящего на приколе, и тронется сначала вальяжно, потом все стремительнее и быстрее на далеком море, знакомом с детства, корабль – тот самый корабль с алыми парусами. И пойдет корабль на колесах, сделанных далекими пращурами, прямо по полям откуда-то из глубины веков, прямо на нее – Надежду. И не было ей спасения. И не было воли, чтобы уйти от этого чувства, которое бьет в лицо, в сердце алой краской. Как будто они с Пашкой были связаны на века одной лентой, что толще и крепче любого каната, – алой лентой любви и крови.

Надежда вспомнила, как кропотливо ночами шила снаряжение. Проблема со швейной машинкой (где ее найдешь в общежитии?) была решена благодаря одногруппнице Татьяне. Она была на несколько лет старше Надежды и жила вместе с заядлым путешественником Волобуем, который и вовлек ее в туризм. Снимали часть дома, объеденного крысами. Волобуй считался туристом «широкого профиля». Он преподавал в школе инструкторов по туризму, где было три направления: горный, велосипедный и водный туризм, и часто водил группы по различным маршрутам. Его как большого мастера своего дела знали в Москве, Ленинграде и других городах, и Татьяна иногда неделями не видела своего возлюбленного. Во время его отсутствия Надежда могла спокойно заниматься пошивом походного инвентаря на старенькой, «музыкальной», машинке Татьяны, издававшей прощальные вздохи. Спать ложились при включенном ночнике далеко за полночь. Татьяна рассыпала вокруг дивана осколки бутылок, рядом клала швабру. Дом был стар и шаток, и приближение грызущих тварей слышалось издалека. И вот, когда они подходили совсем близко и звуки их коготков отчетливо раздавались над головами, Татьяна вставала и начинала отбивать ударами швабры нападки непрошеных гостей. Недовольные, озлобленные морды скрывались в отверстии потолка, дом утихал, но через какое-то время все начиналось вновь.

Пошив снаряжения для такой неопытной швеи, как Надежда, таил в себе определенные сложности. Толщина и качество тканей были совершенно разными, поэтому приходилось всякий раз перенастраивать машинку. Ей все время казалось, что инструмент вот-вот «сдохнет», но ее хозяйка – профессиональная швея – могла вдохнуть новую жизнь в это древнее сокровище, «уговорить» механическую помощницу на дальнейшие свершения.

Большие сложности представлял пошив костюма. Ткань рассыпалась, и приходилось обметывать края вручную, чем девушка и занималась по ночам у себя в общежитии, напрягая слабое зрение. Вручную она сшивала и стыки швов, изрядно исколов пальцы, так что иногда от боли слезы наворачивались на глаза.