РИТА

Долгожданный дверной звонок стремительно наполнял Ритину душу радостью, как воздух наполняет воздушный шарик. Счастье буквально распирало её изнутри, и она не бежала, а летела в прихожую навстречу матери. Она готова была простить ей всё – даже то, что она явилась уже практически ночью, за пару часов до Нового года.

В первый миг Риту неизменно ослепляла мамина красота. Какой же она всё-таки была прекрасной, удивительной, из другой жизни – будто из иного мира! За год девочка успевала отвыкнуть от матери, и каждая новая встреча ввергала её в священный трепет. Она смотрела на стройную и гибкую женщину, которая, заразительно смеясь и что-то оживлённо болтая, стряхивала снежинки со своих длинных волос, а затем, изящно потянувшись, выныривала из пальто и устраивала его на вешалку. После этого можно было прильнуть к матери с полным правом – обхватить её руками, прижаться изо всех сил, обнять, замереть от восторга, зажмуриться и не дышать…

Однако мама ни минуты не могла постоять спокойно. Отстранившись, она брала Ритино лицо в ладони и весело смотрела ей в глаза.

– Ты так выросла, доча, с ума сойти! – приговаривала она. – Уже, наверное, читать умеешь?.. В самом деле?.. И писать?.. Скажи на милость, какая умничка!

– Хоть бы патлы прибрала, – беззлобно ворчала бабушка. – Трясёшь тут своими космами – кто знает, где ты шастала весь год, вдруг вшей подцепила? Может, ребёнка и близко нельзя к тебе подпускать…

Ни мама, ни Рита нисколько не обижались на бабушку за такое дикое предположение. Они видели, что старушка и сама довольна: глаза её сияли от радости за внучку и от того, что видимость семейной идиллии послушно соблюдается – все в сборе, можно и за стол садиться.

Впрочем, новогодние застолья никогда не проходили тихо и мирно – мама обязательно что-нибудь отчебучивала, после чего бабушка неслась к домашней аптечке за валерьяновыми каплями.

Так случилось и на этот раз.

Едва взглянув на заставленный праздничными яствами стол, Полина Кочеткова скривила своё красивое лицо в брезгливой гримаске.

– А у вас, как я вижу, традиционное меню? Я такое не ем.

– В каком смысле? – озадаченно переспросил дедушка.

– В прямом. Я вегетарианка, – отчеканила она.

В то время у Полины был очередной роман – на этот раз с каким-то Гуру, как она почтительно именовала его даже за глаза. Он учил возлюбленную йоге, медитации, гармонии, просветлению и прочим возвышенным вещам, не имеющим ничего общего с поеданием плоти.

Обескураженная бабушка потребовала разъяснений.

– Что такое «вегетарианка»?

– Я не ем животную пищу, – с гордостью отозвалась Полина. – Только растительную. Никакого мяса!

– Так у нас только курица и холодец, – удивилась старушка ещё больше. – И салатики – селёдочка под шубой да оливье с колбаской… Где ж тут мясо?

Полина презрительно фыркнула.

– Типичные обывательско-мещанские рассуждения. Когда вы говорите: «Колбаса – это всего лишь колбаса, это не живая корова» – вы лжёте самим себе, заглушая голос совести.

– Совесть-то здесь при чём?! – обалдел уже и дед.

– При том! – отрезала Полина. – Поедая мясо, вы становитесь причастными к убийству. Вы совершаете насильственные, жестокие, неестественные для себя действия, и душа на самом глубоком уровне это понимает.

– Ну какое ещё убийство, Полюшка, опомнись! – бабушка всплеснула руками, всё ещё не совсем понимая сути высказанных им претензий. – Колбаса с селёдкой в магазине куплены, а ножки для холодца я на рынке взяла.

– Ага, все так говорят, когда мясцо подъедают, – дочь ехидно прищурилась. – Знаете, почему? Чтобы сокрыть от самих себя причастие к убиению. А между прочим, в курсе ли вы, что животным белком питаются раковые клетки? – выдвинула она новый аргумент.