– Ах здорово! – обрадовался Филипп. – А в скоко обойдется сокол?

– Смотря какой. Белый орзенский кречет стоит как пара породистых скакунов… Самка еще дороже. Еще нужен сокольничий, а он получает жалование как капитан корабля – сто двадцать восемь серебряных монет в день, его помощник – пятьдесят. Вот и считай – сорок золотых за пару соколов и шестьдесят на жалование сокольничим, не считая стола для них и подарков к празднествам. Всего: сто золотых в год!

Присвистнув, Филипп взъерошил свои русые волосы.

– Говорю же, – усмехнулся Рагнер, – ружье лучше любого сокола. Его можно купить за два золотых или даже меньше.

– А рыцарю скока в дню плотют? – спросил через некоторое время Филипп.

– А рыцарю сколько в день платят! По заслугам рыцарь получает. На Священной войне благородному рыцарю полагается минимум девяносто шесть серебряных монет в день. Неблагородному, как ты, – сорок восемь. После твоего возраста Послушания, я возьму тебя на службу кем-нибудь. Твоей сестре, к примеру, нужен конюший. Будешь следить за ее кобылой, запрягать ее, иметь помощника-мальчишку в конюхах, сопровождать везде сестру на выходах, помогать ей садиться в седло. Начнем с шести сербров. Каждый год, если я буду доволен, как ты служишь и как сдаешь экзамены, я буду повышать оплату. К восемнадцати годам можешь иметь двенадцать сербров в день. А там, глядишь, станешь моим оруженосцем – это сорок восемь сербров в день.

– Ах! – не верил своим ушам Филипп. – Шесть серебряных монетов в дню! Это же две золотых в году! Ах! Стока же дядя Жоль в лавке доходовал! А раньше́е можное? Пожааалуйста… – скорчил он «очаровательное личико»: распахнул умоляющие глаза, сжал и выпятил губки.

– Филипп, новых два правила! – разгневался черствый герцог Раннор. – Никаких «раньшее можно»! Если и можно – то это будет награда за заслуги, а не просьба! Второе правило – болтать без приказа запрещается. Если я прикажу – жужжи из своей мухоловки, как одержимый, а без приказа – молчи, в разговоры старших не лезь, отвечай, лишь когда тебя спрашивают!

Филипп на этот раз не подумал обижаться – две золотых монеты двумя солнцами ярко озаряли его разум и слепили в оба глаза.

Они ехали среди лесочка, по берегу горной долины и вдоль реки Аэли, – искали спуск с крутого обрыва, чтобы настрелять куликов и хоть что-то принести домой. Близился второй час дня, солнце грело жарко; великолепие природы поражало взор – клубящиеся, зеленые возвышенности, гряда дымных, призрачных гор, река внизу даже не голубая – нежно-бирюзовая, то широкая и спокойная, то в порогах и водопадах, то разветвляющаяся на ручьи, то сходящаяся в похожие на озерца затоны.

«Боже, неужели всю эту красоту ты создал для нас?» – подумал Рагнер, вспоминая, что так думал и зимой. Ох, как же ему не хотелось умирать, оставлять этот красивый мир, своих любимых женщин и дорогих друзей. Собаки трусили рядом – какие же замечательные собаки! «Собаки умеют быть счастливыми, в отличие от людей, и умеют любить так, как людям не дано…»

– Рагнер, – сбил его с мысли Лорко, – ты тама полягчай вся жа с Фильпё, а? Не наделавай из ученику такогого жа, как ты самай!

– Чем я плох? – удивился Рагнер. – Я герой Лодэнии!

– Ааа… а болтали дажа, дча ты скопец, затем и злобствуешься на всей мир и мужей в ём. Девствянником небось был до двацати, а то и большай.

– Да нет! Это всё неправда! – теперь обиделся Рагнер. – И я еще до Сольтеля в лупанар раз сходил и после раз, к Ноллё… И вообще, раньше Целомудрие было рыцарской Добродетелью! Мой наставник, Атрик Гельдор, воспитывал меня по старым правилам, по старым добрым правилам! Блуд и разврат, Лорко, рыцаря не красят, но красит его Верность. А в Ларгосе верность красит не только рыцарей – там тебе жена как даст по башке – и всё, считай… – тяжело вздохнул Рагнер. – Или мужики заловят – и героя твоего топором. Вот так скопцом и становятся – от разврата!