Для Милалики это было странно – Джейн Смоллетт откровенно презирала Снарка и никогда не пускала случая сказать ему это в лицо, даже несмотря на то, что он всегда был на ее стороне.

– Как говорится – "гость в дом – Бог в дом", – философски заметил Снарк и оттолкнувшись от пола, начал меланхолично покачиваться в своём кресле-качалке.

– Таких-то гостей – за шкирятник и в лес… – проворчала Милалика. – Желательно на муравейник, да с муравьями голодными…

– Тут нет леса, – резонно заметила Виктория.

– Океан рядом, – легко отбила подачу Милалика. – и акулы, заместо мурашей…

Затем обе девушки уставились на подъехавшую к дому Снарка двуколку. Милалика засунула в рот останки лепёшки и пошла к двуколке. Жан-Палаш, опираясь на свою трость, похромал за ней.

Джейн – высокая, стройная девушка, с необычной причёской – коротко остриженными темными волосами, могла бы даже быть красивой, если бы не ее привычка смотреть по сторонам с видом монашки, что каким-то образом оказалась в портовом борделе.

Одежду она носила довольно странную – мужские брюки, мужской жилет-безрукавка, а поверх всего – женская куртка для охоты. Причём куртка очень сильно отличалась от того что видела Милалика на других женщинах – куртка Джейн была какой-то более красивой, явно сшитой на женщину.

Объяснялось это тем, что Джейн сама умела шить – и весьма неплохо. И не только умела подогнать под себя одежду, но и сшить вполне нормальный костюм из того что купила в лавке портного. (Для современного читателя этот пассаж об одежде будет странным – однако почти вплоть до 1914 года женщины портные одежду для женщин не шили. Шитьё одежды было прерогативой мужчин, а женщины только ремонтировали и подшивали сшитое. Поэтому для жителей девятнадцатого века одежда Джейн Смоллетт, смотрелась также странно, как для нас – перешитая и подогнанная под себя новенькая одежда из дорогого бутика. Или вообще сшитая самостоятельно копия бренда. Примечание автора).

В общем даже на взгляд Милалики Джейн выглядела несколько странно.

А вот мужчина что выбрался вслед за Джейн из двуколки как раз был вполне респектабельных джентльменом – в строгом деловом костюме из овечьей шерсти, брюках того же тона и в серой рубашке с белым воротничком – правда немного измятым.

Его красивые и дорогие туфли тоже были немного запылегы, а одна из пуговиц пиджака не была заправлена в петельку.

Сам мужчина был уже в возрасте – лет под пятьдесят. Его серые волосы успели немного поседеть, а на шее появились и возрастные морщины. На руках у него были дорогие перстни. А на запястье левой руки – дорогущий браслет из чистого золота, украшенный какими-то причудливыми камушками.

Довершал этот портрет многоствольный пистолет -"перечница", что лежал в кармане его пиджака. Впрочем Милалика уже знала, что в послевоенном США такой пистолетик – это как нож у жителя Кавказа – деталь одежды, без которой никуда не пойдёшь…

– Приветствую, – проговорил он глядя на Милалику. – Как я изволю понимать – ты, юная леди, служанка многоуважаемого господина Снарка-Младшего?

– Изволишь понимать правильно, гость ты наш сердешный… – немного растерялась Милалика.

– Милалика! Хватит… Где этот твой хозяин-работорговец… У нас дело к нему. Причем не терпящее отлагательств, – прошипела Джейн, осматриваясь по сторонам, очень необычными – резкими движениями, словно в ожидании нападения откуда-то…

– Да вон он на веранде, как медведь на кедре, сидит… Пошли к нему.

– Иди-иди… Я тут о лошадях немного позабочусь сам… – Жан-Палаш подошёл к лошадям и, погладив их по мордам потянул к конюшне. – Иди юная леди, я тут сам повожусь с лошадями.