. Потому что чем глубже было воздыхание, исходящее от болезни его сердца, тем больше он уничтожал тех могущественных демонов. И, уничтожая их, он приносил стократный плод.

Когда брат очистил от демонов все то место, тогда поднял голову и увидел, что на расстоянии брошенного камня или чуть далее стояли изгнанные демоны и смотрели все назад, помышляя о том, как возвратиться, найдя подходящее время (мы говорим: когда преестественным понуждением сердечной молитвы страсти будут отсечены от сердца, тогда в памяти остается только воспоминание о них; если же покинет человека страх Божий и молитва, то они снова оживают и обновляются). Брат же, желая прогнать их и оттуда, сел, как будто на скамью[57], и, преклонив голову пред собою на колени, молился так, как молился некогда боговидец Моисей, когда услышал глас Божий, говорящий ему: Моисей, Моисей, что ты вопиешь ко Мне?[58] И когда брат молился подобным образом, выходили из его уст то огонь, который доходил до демонов и попалял их, то раскаленные пули, подобные тем, которые называют пиратскими. Они, выходя из уст брата, как из некоего ружья, с такой силой обрушивались на демонов, что многих из них уничтожали совершенно. И поистине это было достойно удивления. Ибо в соответствии с усердием в умной молитве исходили из его уст и пули. Чем сильнее было усердие брата в молитве, тем большего размера вылетали ядра, которые сразу побивали многих и сильных демонов. Когда же он произносил молитву без большого понуждения, то вылетали небольшие, но меткие пули, которые поражали меньших демонов. Увидев это, брат пришел в себя и вот видит ясно, что молитва бурлит в его сердце, подобно кипящей и бурлящей воде в котле, который стоит на огне.

Так же и некий иной брат, молясь однажды умно, пришел в следующее созерцание. Он увидел демонов в одежде воинов, число же их было подобно песку морскому. Они как будто с сильной яростью напали на брата, желая стереть его с лица земли. Поэтому показалось брату, что он испугался их страшного наступления и стремительно прибежал в церковь, прося помощи у Христа и Божией Матери. И вот, войдя в храм, он видит на иконах Христа и Божию Матерь как живых: они сидят, подобно славным царям, на Престолах славы.

Брат, тотчас взглянув на Христа, увидел, что Он благ и красив, как сказано: Красен добротою паче сынов человеческих[59]. Эта неизреченная и чудная красота Его радостного и пречистого божественного лика усиливалась еще некоей иной славой, чистейшей и светлейшей света солнечного, как сказано: Во исповедание и в велелепоту облеклся еси, одеяйся светом яко ризою[60]. Поэтому брат уже не смог смотреть на Христа, подобно тому как никто, дабы не ослепнуть, не может второй раз посмотреть на круг солнца. Он только поклонился Ему и со страхом и радостью облобызал Его пречистую десницу, как сказано: «Радуйся душою и трепещи рукою». Потом брат подошел и к Божией Матери и, поклонившись Ей, облобызал Ее девственную и чистую руку. Он даже осмелился посмотреть на Ее пресвятой лик, но свет и слава Божией Матери так были похожи на свет и славу Христа, как похожи сверкание молнии на сияние солнца. Только слава Божией Матери была лишь немногим меньше, и брат смог снова посмотреть на Нее и увидеть Ее всенепорочный и честной лик. Подобно этому не слепнет и смотрящий на молнию снова.

Господь же наш Иисус Христос покоился как Младенец на святой руке Божией Матери, восседая, словно на херувимском Престоле. А Божия Матерь смотрела на брата милостивым и сладчайшим взором. Сладчайший же мой Иисус был настолько сладок, благообразен и прекрасен во всем, и так украшал и прославлял Божию Матерь Своим царским восседанием, свободно покоясь в Ее объятиях, и так подходил Чистый для Чистой, Безупречный для Безупречной, Владыка для Владычицы, Господь для Госпожи, Препетый для Препетой, Честный для Честной, Девственник для Девственницы, то есть Иисус для Марии, – так Он подходил для Нее, как подходит благоухание розы для красоты самой розы.