Он уколол замполита за чрезмерное старание. И пожалуй, был прав. Донсков сделал первые полеты четко и грамотно, но как ученик. А Батурин хотел увидеть его почерк, манеру полета, достоинства и недостатки раскованной техники пилотирования.

Вираж на вертолете – трудный элемент, уж больно много разных по направлению аэродинамических сил стараются его выбить из правильного законченного круга. Донсков прокрутил пару виражей с разрешенным креном в двадцать градусов идеально, потом заложил крен сорок пять. На Батурина не подействовало. Его безразличие царапнуло Донскова, и он, разогнав скорость, завалил вертолет набок. Тюльпан несущего винта встал к горизонту под восемьдесят градусов, и пилотов сильно прижало к креслам. Карие глаза Батурина почти спрятались под веками, и из узких щелок он метнул острый взгляд на приборы. «Ведь не удержит машину!» – подумал он, а Донсков вырезал в небе невидимый чистый круг и торжествовал. Из левого виража переложил вертолет в правый, завершил восьмерку и с чувством собственного достоинства взглянул на Батурина. Голова его опять была откинута на спинку пилотского кресла, глаза полузакрыты.

– Что дальше? – спросил Донсков.

– По заданию. Если еще какую-нибудь штуку выкинете, не стесняйтесь.

Больше «штук» Донсков не выкидывал. Спокойно закончил работу в «зоне», зашел по системе слепой посадки на аэродром, запросил у диспетчера разрешение на приземление.

– Полоса свободна, – ответил тот.

И тут какой-то бес толкнул Донскова под лопатку. Сколько раз он ругал себя за мальчишество! Зрелый возраст, вполне почтенная внешность, не на последней ступеньке служебной лестницы давно стоит, а вот солидности приобрести не может. Заносит в самые неподходящие моменты.

– Хотите, покажу посадку на «флаг»? – предложил он Батурину.

– Что за зверь?

– Представьте: море… туман, корабль в беде. Вы елозите на брюхе по волнам, ищете корабль. Увидели! И… проскочили. Пока разворачиваетесь, он опять растаял в тумане. Снова поиск.

– Ситуация знакомая. Ну и что?

– Можно, увидев корабль, за две секунды погасить скорость и зависнуть над ним.

– Опробовано или только в мыслях?

– Из запасов испытателя.

Батурин включил радиостанцию:

– «Торос», «Торос», я – 19200, сейчас произведем эксперимент оригинальной посадки. Не волнуйтесь, не удивляйтесь.

– Я «Торос», – ответила земля. – На борту ты, что ли, Петрович?

– Да.

– Разрешаю! Только внимательней, старина!

– Давайте, Владимир Максимович, – сказал Батурин.

Донсков зашел по ветру, снизился до бреющего полета и на большой скорости устремился к посадочному знаку. Прямо над белым полотнищем «Т» энергично поднял нос вертолета и свалил машину на левый борт. На долю секунды пилоты зависли почти вниз головой. Вертолет задрожал и со скольжением вышел из крутого крена в двух метрах от земли. Колеса мягко нащупали бетонку. Нос был повернут, как и положено, против ветра.

Несколько лет назад, будучи испытателем, которому разрешалось в полете выходить за рамки правил, Донсков разработал посадку на «флаг» и учил других. При первых посадках, в самый кульминационный момент, когда земля вставала дыбом и казалось, что назревает неминуемая встреча с ней, ребята рвали штурвал на вывод из кажущегося нелепым положения. Срабатывал инстинкт самосохранения, который зачастую бывает сильнее воли.

Здоровенные ладони Батурина дрогнули, но, как лежали, так и остались на коленях. Только лицо тронуло что-то, похожее на улыбку.

– Можно на «ты», Владимир Максимович? – спросил он уже на стоянке.

– С удовольствием… Кстати, Николай Петрович, ты как художник увлекаешься только живописью или графикой тоже?