– Ну, команда такая, – неуверенно сказал капитан.

– Не понимаю я этого, – развел руками помощник, – не понимаю, и все тут! Что за бом-брам?

– Я теперь тоже многого не понимаю. Раньше вот так все знал, – выставил капитан растопыренную пятерню, – а теперь, извините, не понимаю. В позапрошлом году направили на двухмесячные курсы изучать эти новые звездолеты. Лекции читал такой, лопоухий. Прослушал я первую и спрашиваю: «А почему он у вас все-таки летит?» – «Вот же, – говорит, – формула». А я и говорю: «На формулах, молодой человек, летать не привык. На всем, – говорю, – летал: и на ионолетах, и на аннигиляционных, а вот на формулах не приходилось».

– Так он не летит, – ухмыльнулся помощник, – это пространство свертывается.

Красная шея капитана приобрела малиновый оттенок – признак, предвещавший начало шторма.

– Глупости! – сказал он, вставая с кресла. – Пространство – это миф, пустота, и сложить его невозможно. Это все равно что сожрать дырку от бублика, а бублик оставить. Нет уж, вы мне подавайте такой корабль, чтобы и старт и посадки – все было, а от формул увольте, благодарю покорно!

– Разрешите идти? – благоразумно спросил помощник.

– Идите, а я отдохну немного.

Капитан сполоснул под краном оба чайника, убрал коробочки с чаем и, взглянув на хронометр, откинул полог койки.

Баркентина под всеми парусами шла бакштаг, ловко лавируя среди нефтяных вышек.

Соленые брызги обдавали загорелое лицо капитана Чигина, наблюдавшего в подзорную трубу приближающийся берег.

Ветер крепчал.

– Убрать фок-марсель и грот-стаксель! – скомандовал капитан.

– Есть убрать фок-марсель и грот-стаксель! – Проворные курсанты рассыпались по реям.

– Прямо к носу – коралловый риф! – крикнул впередсмотрящий.

Капитан взглянул вперед. Белые валы прибоя яростно бились о предательский риф, до которого оставалось не более двух кабельтовых. Решение нужно было принимать немедленно.

– Свистать всех наверх!

– Есть свистать всех наверх! – козырнул боцман.

– Рубить ванты, рубить топенанты, мачты за борт!

Подвахтенные с топорами кинулись к такелажу.

– Капитан, тонем! – крикнул молодой курсант, указывая на приближающийся вал, покрытый белой пеной.

– Черт побери, поздно! – Капитан окинул последним взглядом баркентину. Отличное судно, но разве может оно противостоять мощи прибоя?! – Прощайте, братцы! Благодарю за отличную службу!

Удар! Треск ломающейся обшивки, крики тонущих курсантов, рев прибоя.

Огромный вал захлестывает с головой, переворачивает, слепит, душит. Больше нет сил!

Капитан опускается на дно. Но что это? Звуки фанфар, грохот барабанов, дикие крики. К нему плывет толпа голых зеленых людей.

– Ага, попался индюк! – орет плывущий впереди старик с длинной зеленой бородой.

«Откуда они знают мое прозвище?» – думает Чигин.

– Попался, попался! – орут зеленомордые. – Напиши формулу свернутого пространства – и станешь у нас вождем. Не напишешь – смерть!

– Смерть индюку!

– Фу, дьявол! – Капитан поднял голову с подушки. – Ведь приснится же такое!

Он перевернулся на спину, пытаясь понять, откуда идет этот шум.

Внезапная догадка заставила его вскочить с койки.

«Курсантский кубрик! Ну ладно, голубчики, сейчас получите космическое крещение!»

Капитан спустился в курсантский отсек и застыл в дверях.

Великий Ти-Ка-Ту, что там творилось! Пиршество было в самом разгаре. Весь запас продовольствия, выданный сердобольными мамашами бедным деткам на долгий космический рейс, уничтожался ими с непостижимой скоростью. Завтра эти детки будут лежать на койках, держась за животики, и ни один не выйдет на вахту. А сейчас – горящие, возбужденные лица, рты, перемазанные вареньем, орущие под аккомпанемент электронной гармошки разухабистую песню, ту самую идиотскую песню о бравых парнях в космосе, которую так ненавидел капитан Чигин.