С такою-то рожей!
Шкелет настоящий,
Обтянутый темною кожей.
Да нет, не похожа она на безумную,
Надо признаться —
За что ни возьмется,
Любая работа в руках ее спорится,
Кротка и приветлива,
Сроду ни с кем не поссорится,
И страсть любит в церковь ходить —
А куда еще бедной деваться?
Да как же тогда объяснить,
Что девка – страшилище с виду —
Живет, как царевна из сказки,
Не держит на Бога обиды?
Но жизнь – это ж вовсе не сказка,
А ноша тяжелая наша…
Да кто же тебя надоумил
В такое поверить, Дуняша?
Не выдаст.
Село Себено́
И бо́льшие тайны скрывает:
В избе прокопченной, курной
Матрона, девчушка слепая,
Живет —
И дивится народ
От Тулы и аж до Рязани:
С какою бедою к ней кто ни придет —
Сбываются все предсказанья!
Любые болезни целит
Движением маленьких ручек.
Со старшими, словно с детьми, говорит,
Молитве и радости учит.
А кто она? Что она?
Нет, все равно не поймем.
А раз не поймем,
Так зачем и вдаваться?
Ну лечит и лечит,
Так ведь все равно все когда-то умрем…
Вот если б давала богатство!
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
…Село Себено́,
По правде сказать, небогато.
Все больше здесь тех,
Кто не деньги считает, – заплаты.
Но бедность такую
Отыщешь едва ли,
Какая у Никоновых,
У Митяя с Натальей.
Когда их четвертый ребенок
Задумал родиться —
(Уж старшая дочка на выданье,
Надо ж такому случиться!) —
Судили-рядили они,
У многих просили совета,
Решили мальчонку
(Мальчонка, по верным приметам)
Отдать, как родится,
Хотя его до смерти жалко,
В сиротский приют князь-Голицына,
Тот, что в соседних Бучалках.
– Да что тут гадать, там и грамоте учат
И всяким потребным ремеслам.
Еще и спасибо вам скажет,
Как вырастет взрослым!
О Господи! Девка родится.
Да только бы это!
Она же слепая! Сле-па-я!
От грешного белого света
Сомкнутыми накрепко веками отгородилась.
Не хочет нас видеть совсем!
Ах, зачем ты на свет появилась!
Как взвоет Наталья:
– Дитя мое бедное, как же тебя я покину?
Да лучше я вместе с тобою
От голода сгину.
Я землю есть буду,
С протянутой встану рукою,
Покуда жива,
Ни за что не расстанусь с тобою.
Заплакал Митяй:
– Это нам испытанье от Бога —
Нельзя уклониться, нельзя.
Покарает Он строго.
Мы грешны и в вере некрепки,
Чего тут лукавить.
Хотим-не хотим, а придется девчонку оставить.
Вот так нежеланная гостья
У нас поселилась,
И жизнь наша дальше
Своим чередом покатилась.
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
Семь лет миновало,
И смотришь-ка, Митрий с Натальей
Не померли с голоду
(Хоть и богаче не стали),
Но Марьюшка – замужем,
Миша и Ваня работать охочи,
И – чудо! – нисколько не в тягость
Слепая им доча.
Как будто лампадка,
Зажженная перед иконой,
Улыбкою счастья сияет
Мала́я Матрона.
Своих и чужих привечает
С такою любовью и лаской!
И страшно Наталье самой
Того, что ей мнится порой, —
Всё видят закрытые глазки.
С детьми не играет совсем,
Вот только Дуняша заходит,
Матрюшу за ручку берет
И в церковь Успенья отводит.
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
Вдруг гром среди ясного неба —
Илью под арест посадили!
(Илья – это Марьюшкин муж,
Уже и троих народили.)
– Ох, тяжкие наши грехи! —
И тут голосок раздается,
Веселый и вроде с насмешкой:
– А завтра Илья и вернется.
– Слепая, пошла бы ты спать!
– Ложимся, ложимся скорее!
Нам завтра на гуумно с утра,
И так ничего не успеем!
– А лучше совсем не ходить.
Назад побежите вы сразу!
– Ты что, очумела, слепая?
Ты кончишь безумные сказы?
И только взялись молотить,
Несутся соседские дети:
– Илья воротился!
Назад
Помчались, забыв всё на свете.
И только Наталья едва
Бредет. И за сердце схватилась:
– Матрона, Матрона!
Ну вот, началось.
За что мне такое случилось?
Привыкла. Душа ко всему
На этой земле привыкает.
И даже к тому, что ночами порой