Бобёр с Чижом и Бовой, под руководством Возгаря, первыми освоили «порок», и с мстительным удовольствием, морщась от боли в обожжённых спинах и руках, метали трёхпудовые булыги в стену, с разбросом в двадцать локтей, но вскоре приладились к камнемёту, укладывая булыги в саженное расстояние, постепенно расшатывая брёвна стены.

Не отставали от них и другие гриди.

Молчун, Горан, Богучар и пришедший в себя Медведь с двумя десятками помощников собирали таран. Свалив толстенный дуб и обшив комель железными пластинами, подвесили на цепи, сколотив над ним из досок каркас, который поставили на отнятые у печенегов телеги, сверху накрыв мокрыми шкурами, заимствованными, несмотря на бурное недовольство, у тех же печенегов.

Позавидовавший творению товарищей Бова назвал их поделку «хренью, от любовной связи барана с черепахой», только больших размеров, на что получил от Горана ответ: – сам такой.

Более скромный бывший поселянин Возгарь определил таран – как избу на колёсах, с упавшей трубой.

С трудом несколько десятков гридей подкатили «избу на колёсах» к воротам и стали лупцевать по ним окованным железом дубовым бревном.

Русские и печенежские лучники при этом осыпали стрелами булгар, рассуждая: не высовывайся и будешь жить, да ещё и масло коровье сбережёшь.

Но у защитников на этот счёт было своё мнение, к тому же им порядком надоел шум от ударов бревна, и, растворив ворота, предерзкая булгарская колонна, прикрываясь щитами и выставив копья, напала на русичей, а спустившиеся со стены на верёвках воины мигом разобрались с печенежскими лучниками – пешими те воевать не умели.

Врагов было на порядок больше, и пока на помощь таранщикам пришла подмога, рукотворное изделие было изрублено, шкуры порезаны, а дубовое бревно утащено для похвальбы в город. Туда же втянулась и колонна булгар, оставив Богучара с приятелями в синяках и без работы, спасибо, что живыми.

«Гневается на нас за какие-то грехи Перун, – размышлял о постигшем воинов провале Святослав. – За Богомилом следует послать и спросить, чем не угодили мы Богам? Может, им не нравится поход и следует домой возвращаться?»

Когда Богомила привели к князю, тот сразу безо всяких приветствий спросил:

– Ты знаешь, ведун, о неудаче, постигшей нас при штурме Булгара? – гневно сверкнул глазами и до хруста сжал кулаки. – Спросил ли ты у Перуна, как нам быть и что делать дальше?

– Говорил с Богом, княже, – переступил босыми ногами волхв.

– И что, что? – встрепенулся Святослав, пытливо глядя ему в глаза.

– Перун помог тебе одолеть рать буртасов, поможет и взять город Булгар, – задумчиво огладил седую бороду волхв. – Но действовать следует не наскоком, а хитростью, применив воинскую смекалку, а какую – думай сам, и пусть напрягут головы твои воеводы, – не попрощавшись, повернулся и гордо удалился из шатра, показав, что волхвы не подчиняются князьям, а служат лишь Богам.

«Ну, что ж, надо собрать большой военный Совет, пригласив даже гридей, глядишь, что и подскажут – на хитрости у них головы, как мечи заточены. Их задницы от горячих углей дымились, может, это тоже ума прибавит, – невесело хмыкнул Святослав, подсознательно потерев серьгу со свастикой, и велел отрокам кликнуть в шатёр воевод и опытных гридей.

Когда собрались, вопросил у них:

– Как думаете, братья, поспешат ли хазары на выручку к булгарам? Они ведь союзники, и булгары платят им дань.

– От Итиля до Булгара, примерно, дней десять добираться пешцам. Конница, конечно, быстрее придёт, – молвил воевода Свенельд в раздумье пошевелив косматыми бровями.

– Ежели придут на выручку, не сладко нам придётся, – высказался Добровит. – Потому правильной осадой: окружить город земляным валом, делать у стены высокую насыпь, по которой можно взобраться – заниматься некогда.