Со стороны нападающих послышался боевой клич, напоминающий улюлюканье, и всадники в коротких, без рукавов, овчинных полушубках надетых на кожаные блузы, размахивая небольшими круглыми щитами и потрясая короткими копьями для устрашения противника, безо всякого строя носились по песчаному берегу на лошадях, дико при этом вопя.

– Тюти придурковатые, – оценил их действия Возгарь, ловко облачаясь в доспехи и надевая шлем с бармицей, защищающей шею и плечи. – Лучше бы стреляли, а не орали, словно коты, которым нужную вещь дверью прищемили, – с улыбкой помахал вопящим дурачкам пудовой секирой.

Но мысль его, видно, передалась нападающим, и, по-прежнему подвывая прищемленными котами, буртасы на скаку выпустили вверх сотни стрел, с таким расчётом, что они падут на пустые головы врагов сверху, и смертельно ужалят их.

Оперённые стрелы острыми клювами застучали по поднятым щитам русичей, глубоко впиваясь в них острыми наконечниками.

На этот раз Доброслав был предельно внимателен и поймал на излёте две стрелы и одну принял на щит Тишка.

Буртасы как заведённые носились вдоль берега, раскачивая пучками конских волос, прикреплённых к шлемам из толстой воловьей кожи и обитых, для прочности, железными пластинами. Но вскоре кони замедлили бег, и всадники направили их к держащим бунчуки из конских хвостов вождям, получив от них какую-то команду.

Резко зазвучали рожки буртасов, и они рванули по берегу в сторону переправляющихся вплавь на лошадях печенегов, на ходу стреляя по ним из луков.

И плохо бы пришлось степнякам, ежели бы часть лодей и стругов не заслонила их, а находящиеся там вои не открыли ответную стрельбу.

Большая часть пешцев успела выйти на берег и построиться, прикрывшись красными длинными щитами, над которыми сверкали на солнце островерхие шлемы и выставленные в сторону врага длинные древки копий.

Опять громко протрубил княжеский боевой рог и дружина русичей, равномерным шагом, молча двинулась в сторону врага.

Лишь в одном месте буртасы не увидели красных овальных щитов, и с диким улюлюканьем ринулись на сотню странных воев в медвежьих шкурах.

– Перу-у-н, – заревел во всю глотку Медведь, размахивая над головой двуручным полупудовым мечом, и сотня ответила ему дружным рёвом. Через минуту он напополам развалил всадника с лошадью, а следом другого.

«Медвежата» не отставали от своего вождя, опрокидывая наземь секирами и мечами мелкорослых лошадок и их всадников.

Русские пешцы шли на неприятеля мерным шагом, выставив из-за щитов копья, и конная орда разбилась об эту стену, не умея справиться с ними своими лёгкими топориками, кинжалами и короткими копьями. А их стрелы не находили жертву, застревая в щитах русичей.

Удар пешей дружины пришёлся в самый центр вражеской конницы. Буртасы уже не улюлюкали, а жалобно вопили, выбитые из сёдел мощными ударами русских копий.

А тут подоспели обозлённые на них печенеги и переправившиеся на лодьях русские конники.

От столкновений с огромными конями руссов, буртаские лошадки, словно игрушечные, опрокидывались набок вместе с седоками. И вскоре вражеская конница обратилась вспять, рассыпаясь в стороны и не помышляя о сопротивлении, а думая лишь о том, как бы спасти свою шкуру в овечьем тулупе.

Русская конница и печенеги преследовали отступающего противника, осыпая вдогон градом стрел.

Некоторые всё же оказывали сопротивление, стремясь подороже продать жизнь, прихватив с собою хоть одного врага. В степной дали слышался звон стали, ржание лошадей и крики людей.

Русская рать, подняв копья остриями вверх и ускорив шаг, двигалась в сторону боя, спотыкаясь о мёртвых вражеских всадников, в некоторых из которых торчали по нескольку стрел, а другие были разрублены саблями или мечами.