Печенеги хана Кури, в счёт будущей добычи, пригнали из Дикого Поля многотысячные табуны низкорослых степных лошадок – крупных коней, что выращивали на просторах Руси, не хватало для конных дружин, в которые принимали всех желающих идти в поход, лишь бы умели держаться в седле. У кого не было оружия, выдавали из княжеских хранилищ. От желающих не было отбоя. В Киев, услышав клич князя Святослава, шли северяне, радимичи, древляне, кривичи, дреговичи, вятичи. Всколыхнулась вся Русь. Постепенно эту разношёрстную и разноплеменную толпу Святослав преображал в Русское Воинство.

От зари до зари его десятники, сотники и опытные ветераны-дружин-

ники обучали новобранцев воинскому ремеслу. Поля гудели от топота копыт и звона оружия.

Княгиня Ольга и многие киевские бояре были недовольны предстоящей войной с хазарским каганатом. Не верили союзу с печенегами – а ну-ка, как войско уйдёт из города, орда на Киев нападёт? Что тогда?

Майским днём, перед началом Совета, Святослав стоял в тени деревянной крыши теремной террасы на верхнем ярусе и легкомысленно обнимал красавицу-Малушу, что-то шепча ей на ушко.

«Специально что ли бояр злит? – заприметила их в раскрытое окошко княгиня Ольга, направлявшаяся в огромную палату с увешанными оружием коврами на дубовых стенах, где собрались первые люди Киева. – И вырядился-то в холщёвые штаны и льняную рубаху, – злилась на Святослава мать, – Слава Богу, хоть сапоги надел, а не лапти», – недовольно поджав губы, уселась на старинный дубовый резной стул.

Через минуту, небрежно кивнув поднявшимся с лавок боярам и улыбнувшись стоявшим за широким, с подлокотниками и высокой спинкой, стулом, играющим роль трона, меченоше Клёну и щитоносцу Доброславу с княжескими знаками верховной власти в руках, независимо уселся рядом с матерью.

Недовольно глянув на сына, княгиня поднялась и, оглядев собрание, высоким голосом произнесла:

– Под Киевом собрались десятки тысяч молодых людей-хлебопашцев. А ведь скоро им надо будет пашню вспахать, хлеб засеять, а затем жито убрать, – вещала княгиня, совершенно не обращая внимания, что сын раздосадовано хмурится, и раздражённо барабанит пальцами по подлокотнику трона.

– Любо! – вставил киевский боярин Добровит, когда возникла пауза в речи княгини. – Матушка Ольга укрепила землю русскую, не прибегая к мечу или к копью. Это она вырастила тех молодцов, что пришли к князю с хазарами ратиться.

– Я тебя услышал, боярин, и тебя, матушка, – гневно произнёс, молниеносным рывком поднимаясь с трона, Святослав. – Вам, бояре, лишь бы в теремах сидеть, жрать от пуза, да девок сисястых щупать, – вызвал улыбку на лице матери. – Потому как зажирели, словно кабаняки, и ни на что другое не способны. Даже на коней влезть не вмочь, – уже без гнева глянул на бояр, а затем на мать, добавив, дабы испортить ей настроение: – не то, что на жён своих многочисленных.

– У меня одна, я – христианин, – недовольно буркнул Добровит. – И восемь деток от неё имею, – развеселил князя, Совет и даже княгиню Ольгу.

Позволив собравшимся позубоскалить на полюбившуюся тему Святослав поднял руку и наступила тишина.

– Неужели не разумеете, что каганат несёт военную угрозу для Руси? – сурово оглядел Совет. – Забыли, что хазары совершают набеги на наши земли, жгут дома, топчут посевы и убивают или угоняют людей для продажи в рабство? И это не стихийные набеги, а целенаправленная стратегия вождей хазарского каганата. А вожди их – иудеи, состоящие в касте рахдонитов-работорговцев, поклоняющихся ни столько своему богу Иегове, сколько злату и серебру. Кротость и добролюбие к врагу – это соломенный меч, который люди изготовляют на масленицу, а потом с песнями, шутками и хороводами его сжигают, оставляя лишь пепел. Булатный меч не сожжешь. Он сам оставит пепел от городов и селищ врага, – вдохновенно говорил князь, и княгиня Ольга, с нежностью глянув на сына, вспомнила, как его, четырёхлетнего тогда мальца, подняв на руки, посадил на коня воевода Свенельд, и, взяв под уздцы жеребца, повёл по кругу под восторженные крики бояр и собравшейся во дворе гриди, дабы исполнить вместо князя Игоря обряд «Посажения на коня». А после, промолвив: «Пора на ратный труд, княжич», – двинулись к дружине.