– Ты не хочешь рассказать о том, что случилось?

Нет, совсем не хочу. И выражаю это тем, что отворачиваюсь к стене, натягивая ремни.

– Меня очень интересует, что конкретно ты видела. Если я буду знать, то смогу помочь тебе.

В этом я сомневаюсь. Какой бы продвинутой не была медицина, какие бы невероятные лекарства не изобретали, какие бы сложнейшие операции не делали, они не умеют изгонять призраков.

Тут бы больше подошёл экзорцист, но у нас такого нет.

Хриза теребит ярко-зелёный шарфик. Ян молчит, но даже отвернув голову к стене, я чувствую его взгляд. И её тоже.

– Эва, ты не разговариваешь, потому что у тебя болит горло или потому, что не хочешь?

Это тоже не её дело. В конце концов, меня тут убить пытались, если она забыла. Пусть на это и списывает неразговорчивость.

Хриза ещё пару минут вздыхает около меня и уходит. Птичника она утягивает с собой: я слышу, как она спотыкается о порог и падает ему на руки. А потом они шепчутся, прикрыв дверь Клетки, и я не могу ничего разобрать. Мне остаётся только гадать, что со мной будет дальше. Никто из нас в проявлениях ненормальности не доходил до такого.

И виновата эта тварь, с которой мне не повезло иметь один набор хромосом на двоих. Где она теперь? Почему мне одной приходится разбираться с последствиями?

Оглядываю углы снова. Её нет.

Птичник возвращается и запирает дверь. Смотрит на часы, ставит мне капельницу. Вот, опять. Я скоро усну, а когда проснусь, не буду в состоянии мыслить ясно. Чувства притупятся. Моё тело – не моё тело. Я стала призраком, тело невесомое, и оно готово провалиться через матрас, через пол, глубоко, куда-нибудь в несуществующий Ад.

Меня пытались убить. Меня пыталась убить моя же сестра близнец. Я должна, наверное, быть в ярости, или в депрессии. Должна хотеть вытащить её из астрала и ударить несколько раз или закончить начатое ей, удушив себя ремнями, стягивающими мои руки. Вместо этого я хочу спать. А даже если не хочу, не могу найти в себе злости или страха.

Не могу найти вообще ничего.

Следующим приходит Кит. Он стучится в дверь во время одного из моих просветлений. Птичник выглядывает за створку перед тем, как пустить его.

– Говорить можно, трогать нельзя, – бросает он и утыкается в какую-то очень медицинскую книгу. Но я всё равно чувствую его взгляд.

– Привет, – хриплю я.

У Кита в руках блокнот, половина листов из которого уже вырвана. Ручку он носит за ухом, и сейчас, достав её, пишет мне

«У тебя страшный голос»

– Прости, я тут не при чём.

В этот раз я говорю абсолютную правду.

«Мы смотрели фильм ужасов. Ты звучишь как монстр»

– Нам же нельзя смотреть ужасы.

– Санитары, пока я сижу тут с тобой, ставят то, что нравится им, – мрачно тянет Ян.

«И мне понравилось» – пишет Кит и садится на кровать. Под пристальным взглядом Птичника он быстро прикасается к моей руке и снова пишет.

«Всё остальное как обычно. Меня недавно чуть не поймали на кухне, только никому не рассказывай».

Я издаю звук, отдалённо похожий на смех.

«Ольга, пока тебя нет, каждый день убирается в твоей комнате».

– Если ей так нравится…

«Она говорила, что у тебя кошмарно пыльно под кроватью»

– Я туда просто не смотрю, – так и представляю Ольгу с отвращением заглядывающую под мою кровать. А пятна на простынях должны были привести её в ужас.

«На улице третий день дождь», – Кит опускает ручку и снова трогает мою ладонь.

Я часто не понимаю, почему его вообще заперли здесь, с нами. Подумаешь, что он не говорит и много сидит один, погружённый в свои мысли. Неужели это настолько большая проблема?

«Скоро обед. Мне пора», – он перелистывает страницу и пишет: «Я ещё приду?», – чтобы показать блокнот Яну.