Открылась дверь, в глаза ударил свет, причудливым лучом скользнув по коже.

– Приветствую на лучшей из планет. Надеюсь, ты её полюбишь тоже.

Я был тем светом дивным поражён, луч золотистым как у Солнца не был. В окно глядел причудливый Тарон, оранжевым пятном на четверть неба. Я осторожно по полу скользил, но семенил невольно еле-еле, почувствовав в себе избыток сил и лёгкость непривычную доселе. Струёй воды лицо своё обдал. Вода лилась из крана как-то вяло. Я в зеркале себя не узнавал – щетина за ночь слишком длиной стала.

– Ты удивлён, как тут течёт вода? У нас совсем другое притяженье. Ты к этому привыкнешь без труда, но только делай плавные движенья. Трудней гораздо будет нам тогда, когда вернёмся на твою планету. К Земле привыкнуть тяжелей всегда. Я шёл вперёд и жмурился от света.

Я в удивлении всё еще моргал, разглядывая на стене картины. С Иллоной вышли мы в просторный зал навстречу седовласому мужчине. Он коротко представился:

– Гарон, – прищурившись от яркого Тарона, – Как встретил вас наш ласковый Зитон? Надеюсь, вы здесь будете как дома. Его проникновенный тёплый взгляд пронзил меня, всё в голове поплыло. И голос гулкий, словно камнепад меня заворожил своею силой.

– Вам этой ночью было не до сна. Я карибану предложить хотела, – сказала, подойдя, его жена. С улыбкою представившись:

– Тарелла.

В её глазах я увидал туннель, светящийся как будто две иконы. И я провёл невольно параллель с глазами необычными Иллоны. Потом пожали крепко руку мне два брата, подошедшие от двери.

Всё это было словно в дивном сне. Непросто оказалось в это верить. Ещё вчера о вечном размышлял. Не зная сам – зачем живу на свете? Сегодня путешественником стал на незнакомой мне досель планете. Ну и за что мне эта благодать? Такое осознать умом не просто. Ведь нужно, чтоб такое увидать – неделю пить, не пропуская тостов. Но разум мой ничем не замутнён, и Вакху поклоняюсь не усердно. За что такими мыслями пленён мой мозг? И он болит немилосердно. Но я не сплю, всё это наяву. Мне зитоняне дружески жмут руку. Как будто натянули тетиву моих сомнений и терзаний муку. Зачем вести с самим собою спор? Передо мною карибан на блюде. Ведут непринуждённый разговор радушные приветливые люди. Макая карибаны в синалём, мне наливают в чашку мамоленту. И говорят на языке земном как на родном – без всякого акцента.

– Есть в нашей базе знаний языки планет, известных жителям Зитона. Для нас они доступны и легки, – услышал я приятный бас Гарона.

Он так же мысли может прочитать. Для них, пожалуй, люди как приматы. Я это сразу должен был понять. Они тут все наверно телепаты.

– Не стоит вам печалиться, Антон, мы этому и вас научим скоро, – сказал с улыбкой доброю Гарон, – кто честен тот не будет знать укора. Я знаю: Ваши помыслы чисты как у младенца в час его рожденья. Позвольте с вами говорить на «ты», нам предстоит немалое общенье. Ты должен знать, зачем такой вояж. Не для потехи, не для развлечений. Пополнишь ты немало свой багаж и знаний, и, конечно, впечатлений. Не нужно вспоминать, что голова открыта для других как будто книга. Пусть связывают добрые слова с другими как железная верига.

Он замолчал и встал из-за стола, пошёл к двери пружинистой походкой. Хоть он меня с собой не приглашал, я всё же семенил за ним неловко. Мы с ним зашли в уютный кабинет. Он произнёс, бросая взгляд в оконце:

– Ты должен знать историю планет, особенно Земли системы Солнца. Примерно сто земных веков назад, тогда земляне были дикарями, Земля в пространстве выстроилась в ряд с планетой Лапитон системы Хами. Портал был близ Азорских островов, и к суше приходилось добираться. А лапитонцы посылали ПСов, но не собак, не стоит улыбаться. ПээС – огромной мощности поля, которых дикари считали Богом. Окутывая мыслящих землян, им открывали к знаниям дорогу. ПСы – этой информации поля. Висят они как грозди винограда. Но их должны не многие понять, а только те, кто их поймёт как надо. Ведь знания – опаснейшее зло, а вовсе не чудесное сиянье. Кто понял их – тому не повезло, и в этом вечный парадокс познанья. Учёный для познания готов, паря по небу к истине стремиться. А в результате жадный птицелов на вертел войн насаживает птицу. История – кровавый след огня, для мыслящих людей невыносима. Убийства развращают и пьянят как зарево горящей Хиросимы. Да разве важно, чья это вина. Нельзя давать гранату обезьяне. Кто будет виноват? Когда она сама погибнет и прохожих ранит. Вот также лапитонцы, посмотрев, что люди дикари и дилетанты, покинули планету. Улетев, остались в древних мифах как Атланты.