– Да больно надо, – презрительно фыркнул кулак.

Значит, Головченко из области не съехал. И отирается где-то здесь неподалеку. Это уже само по себе открытие. Теперь надо тщательно продумать, как отработать эту информацию, как организовать мероприятия по задержанию. Широким фронтом тут не попрешь во избежание саботажа и утечки информации. Надо как-то аккуратнее. Тихо напрячь агентуру. Может, ловушку какую заковыристую устроить.

Я улыбнулся, представив, как вытянется высокомерная физиономия начальника СПО Гири, когда заезжие умники выполнят его работу.

Главное – ее выполнить…

В город мы вернулись следующим вечером. Пропыленный, стойко выдержавший дальнюю поездку автобус устало застыл во дворе. А мы с Горцем направились в особняк. Такова уж натура человека – даже временное пристанище мы воспринимаем как дом и возвращаемся в него, словно в надежную и спокойную гавань.

Просторное помещение, прозванное нами «бальным залом», служило и комнатой для общих совещаний, и местом досуга. Сейчас там чаевничали пятеро наших боевых товарищей. В группу собрали людей с самых разных концов страны – и из города Горького, и с Урала, и с Чернигова.

Нас тут же пригласили за стол. Уралец поинтересовался:

– Как прокатились?

– Да нормально, – ответил я, устраиваясь поудобнее на венском стуле. – Террористы в камере в Ольшанском райцентре. А мы здесь. Живые.

– Со стрельбой брали?

– Не без этого. Продотрядовцы Лифшица хорошо поработали. Мы только в сторонке, как в театре, поскучали, зевающими зрителями.

– Продотряд. Умелые ребята, – оценил уралец.

– А вы где подвиги совершали? – спросил я.

– Терницкий район. В колхозе «Безбожник» кулацкие великовозрастные детишки спалили колхозный сарай и помещение сельпо. Порезали пять колхозных лошадей, молотильную машину в овраг выбросили. В общем, погуляли на всю катушку. Мы их оформили как группу вредителей.

– Вредитель. Гнусное племя! – горячо воскликнул Горец. – Чужой труд не уважать – это в себя самого плевать.

– Да они и тебя, и себя обплюют – и не поморщатся. Ни совести, ни понятия о правде жизни. Только злобное желание навредить побольнее и посильнее, – резонно заметил уралец.

Чаепитие было скромное, без разносолов. Сложились, кто чем мог. Кто-то выложил галеты из пайка. Кто-то нашел леденцы и сахар. Черниговец привез с собой из дома абрикосовое варенье, которым делился со всеми, правда, в микроскопических порциях – ему бы аптекарем работать.

В желудке бурлило. Хотя грех жаловаться. Нас еще более-менее снабжали. Беспокоило, как там жена с маленьким сыном. Но тут мои ребята обещали позаботиться. Как в ресторациях питаться не будут, но и с голоду не опухнут.

Обстановка за столом была домашняя. За два месяца в Нижнепольске мы сумели крепко сдружиться. Иначе солдату нельзя. Нужно чувствовать надежное плечо боевого товарища рядом.

– Представляешь, фуражку на него надели и у трапа поставили. А тут проверяющий. А темно. Он и говорит… – загибал Вася Говорун одну из своих бесчисленных моряцких историй, почерпнутых во время службы в торговом флоте, на этот раз про медведя на пароходе. Загибал умело, смеялись все. Но постепенно разговор привычно скатился к положению в стране.

По рассказам парней можно было примерно представить географию бедствия. Где-то ситуация была вполне терпимая, вроде моей родной области. Где-то было совсем плохо, как здесь. Как я и ожидал, хуже всего пришлось Украине. Оно и понятно. Еще когда в позапрошлом году внедрялся там в антисоветское подполье, я прогнозировал, что дело кончится большой бедой с учетом царившего в республике самодурства исполнительной власти, приправленного национализмом. Ну а также в связи со склонностью населения к анархии, его удивительного куркульства и тупого упрямства. Сопротивление коллективизации там было очень сильное. Былой бандитизм мы переломили, но не до конца.