Но не удержались. Истинный фурор произвели выражения «телек», «как бы» и «типа». Ну и самое-самое, от чего все смеялись до слёз (Коля сам не заметил, когда он такое брякнул, а Пекиныч услышал и не постеснялся повторить в обществе): «На бесптичье и жопа соловей».

Не отпустило, но полегчало.

А сразу после завтрака дедушка Кеша пригласил Колю прогуляться. Так сказать, растрясти кашку с тостами. Они взяли по стаканчику с кофе и пошли вдоль реки.

Дедушка Кеша шёл… Именно так: дедушка Кеша. Коля не мог, да и не хотел воспринимать его по-другому. Это тот самый очкарик (до сих пор очкарик, хотя у них в будущем, наверняка, можно как-то без очков), который заманил его десяткой на тот самый эксперимент «сфотографировать мозги». И было это… позавчера? Или позапозавчера? Всё смешалось. И яркие впечатления от «будущего», Милена ещё тут такая вся растакая, всё это отвлекло на время. А вот приснился сон, и накрыло. Вспомнилось и, наконец, дошло – он не в гостях, и он больше никогда не будет дома. С другой стороны – для них, кто остался там, в две тысячи седьмом, ничего не изменилось. Тот Коля никуда не исчез. Вон, даже сапоги купил. А вот здешний, распечатанный на принтере Коля их больше никогда не увидит, уже больше никогда не войдёт в двушку в Кузьминках, никогда не ущипнёт Аньку за попу и не крикнет дочке с порога: «Эй! А ну марш отца встречать!». Держаться было трудно. И раньше бы Коля и не сдержался, нахамил бы кому-нибудь и напился бы. Но… осознание этого ещё не пришло, но где-то уже пробивалось. Здесь не те люди. Здесь не принято хамить или напиваться. Коля видел, как все вокруг ненавязчиво пытаются ему помочь. Помочь справиться. Даже когда ещё он сам не осознал, с чем ему придётся справляться.

А Милена… С Анькой остался её муж, так что тут никаких таких комплексов не было. Только вот… как же всё, оказывается, сложно!

Дедушка Кеша шёл вдоль самой кромки воды. Он ещё у столика снял ботинки, и Коля вслед за ним тоже снял, и вода иногда накатывала на ступни, было немножко зябко, но приятно, тем более, что кофе всё оставался горячим, и о стаканчик можно было греть руки.

– Коля… Даёшь слово сохранить в тайне то, о чём я тебе сейчас расскажу? – спросил дедушка Кеша, не поднимая глаз на Колю, глядя лишь себе под ноги.

– Даю слово, – серьёзно ответил Коля.

– В твоих же интересах, – веско и очень значительно произнес профессор. – Сейчас поймёшь. Эксперименты по сканированию и воссозданию мозга мы начали ещё в девяностые. В нулевые исследования подпитались серьёзным финансированием, мы много что пытались делать, но дальше сканирования дело не шло. Первые эксперименты по воссозданию мозга мы начали с две тысячи десятого, но результаты были нестабильны. В две тысячи двадцатом мы пришли к выводу, что на сто процентов воссоздать мозг можно только в теле, также воссозданном на сто процентов. Предвидя такое, мы у всех, у кого сканировали мозг, отбирали образцы тканей, создавали физиологический, психологический и чёрт знает ещё какие портреты, чтобы получить полную картину личности. К две тысячи двадцать третьему мы имели технологию, которая позволяла получать такую картину на сто процентов. Но лишь спустя пятьдесят лет, уже после Войны, мы разработали технологию воссоздания личности. Однако к этому моменту был введён строжайший запрет на клонирование, и воссоздание личности по тем «стопроцентным» «сканам» подпадало под этот запрет.

– И я вернулся к своим старым файлам. К твоим… Или нашим с тобой… В общем, – дедушка Кеша вздохнул, – вот всё, что у меня было: результаты сканирования мозга, анализы образцов тканей и видеозаписи. И это стало моим самым выдающимся достижением в жизни. Которое, – профессор усмехнулся и поправил очки, – так и останется непризнанным. Точнее, не известным научной общественности. Мы разработали модель личности по обрывочным данным, но при этом добились стопроцентного «попадания». Величайшее, скажу я вам, молодой человек, научное достижение! Подпадает ли такое воссоздание личности под определение клонирования, я не знаю… Никто не знает. Поэтому эксперимент проводили в тайне у меня на даче. Готовился я к нему лет десять, даже больше. Чтобы точно никаких следов… – профессор опять усмехнулся и добавил то ли с иронией, то ли с гордостью: – Всё-таки за мной следят лучшие разведки мира.