Вот гад Кеша!

– Ну что ты! Как же, сам! Да разве ж я это… Короче, по телеку увидел.

И рассмеялся, и Милена тоже рассмеялась.

Тем временем «Астон Мартин» догнал состав из нескольких паластрумов, один из которых, судя по размеру, был «автобусом», а два других были такси, если, конечно, у них тут в будущем жёлтый цвет и шашечки по борту означают то же, что и в Колино время. И в этот момент стёкла… как это сказать… помутнели. Пейзаж исчез, окна стали матово-белыми и… засветились?

– Мы въехали в молочную реку? – попытался пошутить Коля.

Милена сначала посмотрела не него вопросительно, но тут же спохватилась.

– На самом деле это не стёкла, а экраны, изображение идёт от внешних камер. Если хочешь, мы и пол с потолком можем сделать прозрачными или сымитируем движение хоть по пустыне, хоть в космосе. Мы прицепились к составу на ходу у самого въезда в тоннель, там ничего интересного, поэтому экраны перешли в режим плафонов. Картинку можно пустить любую, но я, если честно, и так от цветных картинок устаю, поэтому предпочитаю просто мягкий свет. Скорее даже такой.

И с этими её словами окна-экраны немного пригасли, в свечении появились синие оттенки, а в салоне стало темнее и гораздо уютнее. Коля откинулся в кресле, и кресло подхватило эту идею, чуть опустив спинку сделав чуть более рельефным поясничный подпор.

– А у вас тут всё на электричестве?

– Ну, в общем, да. Гражданский транспорт, дома, производства в основном тоже. Только военные летают на любых доступных видах энергии, а стреляют вообще чем-то немыслимым. Сам, наверное, по телеку видел. Например, на универсальном истребителе может быть и термоядерный импульсный двигатель, и водородный, и электрический винтовой для атмосферных полётов, и турбовинтовой, а на новых собираются ставить даже фотонные паруса!

Коля вздохнул.

– Много чего видел… но не понял. Не всё. А на бензине совсем не ездят?

Оказалось, что Милена достаточно сведуща в вещах, в которых большинство девушек его, Колиного, времени совсем не разбирались.

– Углеводороды как топливо себя почти изжили из-за низкого КПД. Кое-где они ещё используются, но это использование исчезающе мало.

– И что, на машинах наших никто не ездит?

– Ну, есть клубы любителей, но, только не обижайся, лошади и лодки гораздо популярнее. У нас под Москвой, кстати, сохранили… – Она сделала едва заметную паузу, чтобы правильно выговорить слово: – Автодром. Древний, ещё начала века. Там любители гоняют, у которых ещё те… – ещё одна пауза, – автомобили остались. Хотя, конечно, там тоже максимальные меры безопасности – улавливатели, силовые магнитные поля, экстренная трансформация дорожного полотна и что-то ещё. Сколько себя помню, ни одной аварии не было.

– Мил, а тебе сколько лет?

– Двадцать шесть.

Повисла пауза, и молчали минут пять, пока экраны опять не стали окнами, открывая вид на подземный терминал.

Тверская была, уже ожидаемо, но всё равно шокирующе – сплошной газон с деревьями. Они, почти не разговаривая, прошли до Александровского сада. На первых этажах зданий, где раньше были магазины, теперь, за витринами с непонятными символами, располагались сплошь рестораны и кафе. А вот памятник Пушкину остался на прежнем месте. В общем, всё изменилось, но как было прежде, Коля помнил смутно, потому что в центр выбирался редко.

Милена остановилась у лотка с мороженым, за которым стояла девушка лет двадцати, в сиреневом форменном платье и белых фартучке и чепчике, почти как раньше в ГУМе.

– Будешь? – весело спросила Милена.

Коля кивнул.

– Мне сельдереевое, – сообщила она продавщице, – а молодому человеку… – и она вопросительно посмотрела на Колю.