– Спасибо, Лянка, вкусно! Давай выдвигаться, темнеет уже. – Захар отодвинул пустую тарелку. – Посуду помыть?

– Если не лень.

– Обижаешь! Что же я, безрукий совсем? – снисходительно произнес он, беря в руки поднос.

Мы благополучно миновали пост, обогнули по околице село Пенкино, дальше до леса дорога шла вдоль поля.

Я жалела об одном – предупредить деда о приезде гостя не могла: сотовой связи на даче не было. Впрочем, проводной тоже. А реакцию Егора Романовича предсказать не бралась. Но отчего-то волнения не испытывала, беды не чуяла, поэтому лишь искоса посматривала на задремавшего на пассажирском сиденье Захара. Найдя взглядом ту самую, некогда алую ленточку, крепко привязанную к ветке, я уверенно свернула в лес.

Продуктов набрала дня на три, сама остаться планировала лишь на одну ночь, малодушно решив сбежать – пусть уж стар и млад как-то сами уживаются. Дед, конечно, будет по возможности избегать общения, запираясь в бывшей родительской спальне, которую я отдала ему в пользование. Или в мансарде, где расположился со своими бумагами. «Хотя нет, в мансарду придется заселить Захара. Спать на продавленном диване, конечно, некомфортно, но потерпит!» Я даже улыбнулась, вспомнив обитого черным кожзаменителем «монстра» с высокой спинкой-полкой и жесткими валиками. Этот диван по замыслу родителей должен был стать для маленькой Ляны Голгофой: наказав за провинность, меня, совсем малышку, отправляли «страдать» в одиночестве в мансарду. Игрушек в комнате не было, читать я еще не научилась, поэтому в сторону книжного стеллажа даже не смотрела. Забравшись с ногами на диван, какое-то время развлекалась тем, что наблюдала за играющими без меня друзьями – качели и песочницу для дачной малышни отец соорудил недалеко от нашего дома. Но, довольно быстро устав от бессмысленного занятия, засыпала на широком сиденье дивана, свернувшись калачиком и положив голову на валик…

Я вдруг подумала, что дом без надлежащего ухода простоит еще не так уж и долго, старика на зиму там я не оставлю – прогреть даже одну комнату электрическим обогревателем в морозы нереально. Да и ездить к нему с продуктами и канистрами бензина для генератора я смогу лишь до первой осенней хляби. Егор Романович вынужден будет согласиться перебраться в город. «Или уйдет совсем? Куда? Возможно, есть родственники, от которых и сбежал в чем есть? Хороши же они, в таком случае! Похоже, деду и так досталось, а я ему еще жильца подселю! Неделю, возможно, они друг с другом выдержат… а что дальше? Если я не разберусь за это время? Да и в чем разбираться, если очевидно, что Захар буквально приложил руку к смерти Жанны?» Вдруг почувствовав сильную боль в затылке, я резко затормозила и заглушила двигатель. Картинка, мелькнувшая перед закрытыми глазами, была четкой: человек, неспешно спускающийся по знакомой мне уже лестнице, был весь в сером. И в темных очках. И это все, что я успела увидеть. Боль отступила, я повернулась к Захару, только что возмущенно выдавшему популярное «блин».

– Прости. Скажи, у тебя есть серый спортивный костюм? – спросила я.

– Что? Какой костюм? А… есть… два! Оба серые. Тебе зачем? Все равно они остались в доме. А я туда теперь ни ногой, – испуганно вскинулся тот.

– Ты заезжал сегодня домой? Днем, например. Пообедать?

– Нет, конечно, – как-то неуверенно ответил Захар. – Пилить по пробкам полтора часа из центра? С ума не сошел пока. Лянка, не мути, говори уже, что тебе до моего барахла? Не просто так я лоб расшиб, когда ты тормознула!

– Пристегиваться нужно, – думая о другом, машинально ответила я. – Кто-то был днем на втором этаже твоего дома. Потом спускался вниз. Одет в светло-серый костюм, кроссовки, темные очки. Очки… в помещении? Странно, не находишь?