Николай откинулся на спинку и закинул руки за голову:
– Никогда я так долго не говорил. Даже язык заболел. Но тут уж ничего не попишешь. Итак, Алексей Храмов, подключился из Екатеринбурга к ГИТ. После этого он послал запрос на выполнение специальной команды «Прометей». Данный протокол позволяет пользователю с соответствующим уровнем допуска получить доступ к любой базе Корпорации, помеченной двумя нулями. То есть с уровнем секретности выше высшего – с уровнем Идентификации по Радову. Проверка была пройдена. Кем бы ни был человек, запросивший «Прометея», система подтвердила наличие в его черепной кости Идентификатора Радова. Причём Идентификатора, зарегистрированного на Алексея Храмова. Следовательно, это мог быть только сам Храмов.
– Тогда получается, что на месте взрыва вы нашли труп не Алексея, а кого-то ещё. Вполне возможно это был труп клона, выращенного специально, чтобы ввести вас в заблуждение. Клона очень трудно отличить от оригинала. В особенности – мёртвого клона от мёртвого оригинала… – Андрей вдруг осекся на полуслове. – Постой, ты хочешь сказать, что труп тоже проверяли на наличие…
– Вот именно! – Аринов не дал ему договорить. – Идентификация по Радову применяется не только для подтверждения допуска. Этот протокол обязательно задействуется в случае смерти сотрудника с соответствующими полномочиями. Как раз, чтобы исключить возможность фальсификации. Ребята с допуском выше высшего зачастую владеют такими сведениями… ого-го, держись!
– Понятно, – Андрей большими глотками допил сок и бросил пустую банку в мусорную корзину. – Корпорация должна быть на сто процентов уверена, что если её человек ушёл из жизни, то ушёл именно он, а не кто-то на него похожий.
– Всё так, – Аринов легонько хлопнул ладонью по столу. – Алексей Храмов умер и Идентификатор в его черепе, проверенный сканером корпоративного морга, подтвердил данный факт. Поэтому даже анализ ДНК не делали – ни к чему. Технология Леонида Радова безупречна.
– А что происходит с Идентификатором после смерти носителя? – спросил Андрей.
– Он извлекается и уничтожается. Но перед уничтожением повторно проверяется. Вся процедура тщательно контролируется и протоколируется. Настолько тщательно, что саботировать её можно лишь заручившись содействием на самом-самом верху. А в такое лично мне поверить очень трудно. Намного труднее, чем в воскрешение покойника.
– Кстати, о покойниках, – Тараборов вскинул голову. – Ответь мне, дядя Коля, на такой вопрос. Почему после гибели Алексея, его биометрические данные оставались в базе допусков? Ведь Идентификатор Идентификатором, но Храмов, или кто там был вместо него, и обычную биометрию прошёл без проблем. Везде его пропустили, везде допустили… какое этому может быть объяснение?
– А, – Аринов махнул рукой. – Это наша фирменная фишка нас подвела.
– Что ещё за фишка? – Андрей прищурил левый глаз.
Николай поспешно кинулся объяснять:
– Понимаешь, удаление информации из базы допусков у нас производится один раз в год, в ходе плановой корректировки. К этой дате и подгоняются все необходимые изменения. Делается это для минимизации каких-то там цифровых рисков. Не совсем моя епархия, поэтому в дебри не полезу. Организовано всё следующим образом. Добавить в базу данные – сведения о новом сотруднике, к примеру – очень просто. Любой инспектор-кадровик имеет на то полномочия. Но это, если нужно добавить. Чтобы что-то удалить, требуется опять-таки соблюсти сверхсложный протокол. К тому же такие изменения можно внести с одного единственного терминала в главном офисе. А на нём установлен таймер, который ведёт отсчёт времени. Изменить время плановой корректировки имеет право только Владелец, либо его полномочный представитель. Видишь, какой геморрой? Поэтому в случае смерти даже очень важного сотрудника, когда эта смерть не вызывает никаких сомнений, когда соблюдены все формальности и протоколы, в базу допусков не лезут. Зачем? Человек умер, тело его сгорело в крематории, и никто не сможет пройти биометрию вместо него. Вот если кто-то пропал при невыясненных обстоятельствах, тогда другое дело. Но подобного не случалось уже лет двадцать, насколько мне известно.