Мне было наплевать, я не курил от слова «вообще», но на балкон попасть пытался – единственно из принципа, из нелюбви к любым попыткам ограничить мою свободу. Увы, даже стальные пальцы Питера Пэна не смогли как следует ухватить крохотные четырехгранные штырьки, торчавшие на месте снятых ручек. Можно, конечно, было разбить стекло, но так далеко моя любовь к свободе не простирается. Неотъемлемое право человека и гражданина свободно выходить на балконы не стоит ни сквозняка с простудой, ни перевода в другую палату…

Мне и моя нравилась, почти VIP-апартаменты, даже свой санузел в ней имелся, правда, совмещенный, и унитаз отчего-то без крышки, и разбитое зеркало третью неделю не могут заменить… Вот потому и «почти».

Давно, в период моей адаптации к здешней жизни, папа отвечал с печальным вздохом на все недоуменные и возмущенные вопросы: «Здесь твоя родина, сынок…» А я, упрямый сопляк, возражал, что родился я в Зоне.

Теперь он не отвечает, потому что я не спрашиваю, привык.

Теоретически моя палата считалась двухместной. Но лежал я в ней в гордом одиночестве. О причинах того не задумывался. Может, начальство подсуетилось и замолвило словечко. Может, мало болеют военные этим летом и травм получают мало в быту и на службе… Оттого и пустует окружной военно-клинический госпиталь.

Разумеется, не старый окружной госпиталь, что остался в Зоне, на Суворовском проспекте, тот тоже пустует, но по иным причинам. Эскулапы и гиппократы измывались над Питером Пэном в новом госпитале, развернутом на базе медицинского центра в поселке Песочный.

Одиночество мое имело свои плюсы. Никто не приставал с разговорами, не изводил рассказами из своей жизни и из своей истории болезни.

Одиночество имело свои минусы. Я отчаянно скучал.

Визор в палате имелся, но не работал. В чем состояла неисправность, я сразу «разглядел», способности аномала-электрокинетика позволяют делать это, крепко зажмурившись. Но штука в том, что я «вижу» – на расстоянии и не глазами – все внутренние процессы, происходящие в электронных и электрических приборах. Могу, опять же дистанционно, почти любую аппаратуру испортить и сжечь. Однако большинство поломок мои аномальные способности не позволяют исправить. Без запасных деталей – никак…

Короче говоря, визор висел на стене на манер картины или гравюры. И развлекать меня не желал.

Ноутбук или компьютер не дозволяли здешние правила.

Несколько книжек, найденных в прикроватной тумбочке, оказались вроде развлекательного жанра, но совсем не развлекали. Я их забраковал после первых прочитанных страниц: кто-то словно в издевку подложил мне стопку боевиков о приключениях в Зонах Посещения. Недоавторы недокниг не нюхали Зоны, о предмете описания понятия не имели и врали, как сивые мерины.

Единственное развлечение – пофлиртовать с медсестрами, и не только пофлиртовать… Но днем обе мои знакомые сестрички заявлялись не часто и ненадолго, а дежурства их выпадали далеко не на каждую ночь… И все же только ради их визитов я не отказался в категорической форме от инъекций.

У меня имелось сильное подозрение, что именно здешние уколы привели Питера Пэна к тому, что руки и ноги реагировали на резкие движения тупой ноющей болью – и это не считая истерзанного иглами седалища.

В остальном я чувствовал себя физически здоровым, но эскулапы больше доверяли результатам анализов и исследований, чем моему самочувствию, и уверяли, что ни о какой выписке не может идти и речи.

Неожиданный, впервые за много лет появившийся избыток свободного времени я тратил на сон. Отоспался за пару прошедших лет. И планировал отоспаться впрок, еще на несколько лет вперед.