Гавон снова прикоснулся к регулятору, и луч проник вовнутрь корабля.

Перед пультом, загроможденным чудовищным количеством приборов, сидел человек. Движение нижней челюсти свидетельствовало о пережевывании безвкусной пищи. Земной человек держал в руке наполовину съеденное подобие дархианского бутерброда.

Гавон его внимательно рассматривал, и в нем крепло убеждение, что этот меланхолично жующий земной космодор отвечает всем требованиям.

Перенастройка гиперсцилатора была делом нескольких минут. Гавон сконцентрировал зону его действия вокруг кресла в чужом корабле. От мощного разряда освещение слегка мигнуло. Землянин утонул в ярко-синем сиянии. Гавон повернулся к камере-приемнику, которая раскрылась одновременно с сигналом. В центре камеры стояло кресло с земным космодором, который, отчаянно кашляя, пытался проглотить кусок, застрявший в горле.

Рен-барх прошел к нему и осторожно похлопал его по спине. Землянин проглотил кусок, еще несколько раз покашлял и повернул покрасневшее лицо к Космодору:

– Вы… Кто вы такой?..

– А вы кто? – спросил Гавон. – Как вас зовут?

– Сайрас Джеральд, астронавт земной армии. Но кто вы?

– Астронавт, – повторил Рен-барх. – Астронавт… Звездоплаватель. Это ваше звание?

– Да. А вы с летающих тарелок?

Гавон усмехнулся. В сообщениях станции 300 особое место занимал анализ любопытного общественного феномена – веры в летающие тарелки. Космодор думал использовать это.

– Да, из тех самых. Зовут меня Гавон Рен-барх, Космодор первого ранга. Если не ошибаюсь, я должен обращаться к вам «мистер»?

– Нет, что вы! Называйте меня просто Сайрас или Сай, так даже короче и не затруднит вас…

Гавон повернулся к нему.

– Это меня не затруднит. Я владею вашим языком лучше вас самих. Но раз вам больше нравится, буду называть вас так. Вы же можете называть меня по-вашему – мистер Рен-барх. У вас есть научная степень, Сай?

– По всему видно, вы хорошо изучили Землю, мистер Рен-барх. Да, есть. Я магистр физики.

– А ваши политические убеждения?

– Пессимист.

– Разве это политические убеждения? Я воспринимаю это скорее как психономическую характеристику.

– Простите, мистер Рен-барх, но я вас не вполне понимаю.

– Естественно, Сай. Вряд ли вы имеете какое-либо представление о психономии… Но все-таки мне интересно, как вы понимаете свой пессимизм.

Не отвечая на вопрос, землянин неуверенными шагами вышел из камеры.

То, как он осматривал рубку, свидетельствовало б об интересе, если бы с лица его хоть на минуту сошло выражение кислой досады. Создавалось такое впечатление, что этот первобытный гуманоид ужасно отягчен банальной необходимостью каждый день осматривать летающие тарелки, космические корабли и другие инопланетные средства транспорта, которые не дают спокойно съесть хотя бы один бутерброд. Но Гавону не надо было гадать. «Мотивационная психограмма», – мысленно приказал он, и разбуженный Психономатор начал отвечать с недоступной для человеческой речи скоростью: «Сильная нервозность из-за изменения жизненного уклада. Прикрывает свое изумление досадой. Воля рассредоточена по периферии сознания. Эрудиция достаточно высокая, чтобы быть полезным для миссии. Уровень анализа – удовлетворительный. Скорость интеллектуальной реакции – незначительно превышает среднюю. Объект является подходящим для манипуляции»…

«Хватит!..» – остановил его Рен-барх.

Действительно, этих сведений было достаточно. Он даже почувствовал, как его напряженные чувства охотника обволакивает тень скуки, – до такой степени оказался стандартным психономический тип пленника.

Операция по освоению Земли обещала быть довольно-таки простой. Все прекрасно совпадало с данными станции 300 – технократическая культура с высокой степенью нервной возбудимости и обостренными социальными конфликтами. Индивиды, мечущиеся в сетях собственных неясных мотивов и страстей, не понявшие сути своих желаний, не знающие универсальных психономических формул, которые единственно могут дать им свободу силы.