Господа-товарищи! Встать, суки, когда к вам разговаривают! Что, говны, попались? Вот и конец всем вашим махинациям пришёл. У нас не забалуешь. Контрразведка доложила точно и пошёл неслыханный посыл. Ты сперва в Аду отслужишь срочно, a затем в Раю ты будешь мил. Слушай Постановление райской Тройки. Мы, нижеподписавшиеся, апостолы Пётр, Павел и, зачем-то примкнувший к нам Симон, постановили:

1 – Домового Сотового сослать в Ад без права переписки и ограничения срока. В круг, где мучаются дохристиане.

2 – Нинель Неудавако оставить в составе хоз. обслуги в здешнем пенитенциарном заведении с правом осуществления всех доступных ей функций. Ударная работа поощряется. Филигранная-приветствуется!

3 – Гражданина Брыня, как существо несуществующее, (суррогатная псевдожизнь из анекдотов) приравнять к сказочным джинам, заточить в сосуд и утопить в море. С правом дальнейшего использования в случае случайного обнаружения.

4 – Гражданина Супеля признать очищенным, не имеющим грехов и сжечь в срубе, как когда-то сожгли Жанну Д’Арк. То-есть, понарошку и не до смерти. С последующим приравнением к системе Чёрных дыр Бетельгейзе, где он и будет трудится пульсаром до полного схлопывания вселенной.

Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Приводится в исполнение немедленно.

Оркестр! Сыграйте нам на прощание чего-нибудь весёленькое. Марсельезу, например. ЗАНАВЕС.

И тут же поднимается опять.

На сцене актёры в обычной повседневной одежде. Круглый стол, самовар, стаканы, баранки и торт. Бутылка кагора в центре. Сцена представляет из себя кабинет художественного руководителя театра.

Режиссёр: (Супель-Карго) Ну, вот, господа. Мы и на классику, так сказать, внимание обратили. Пьёска ничего себе. И современность, и церковь под ударом. Всё будет как у людей. Главное, народ пойдет посмотреть. А там разговоры, твиттер-миттер, блогеры. И мы на щите. И при бюджете. С такой вещицей и в Америку можно. Да вы пейте чай. Кагор откройте. Вино полей, вино земляничное, Нинель Ивановна, как вам роли ваши?

Нинель: Сложно! Разброс большой, слов мало. Но, знаете, как автор один говорил. Надо, что бы словам было тесно, мыслям просторно. В этом смысле всё в порядке. Мне нравится!

Брыня: А мне не очень. Слишком много недосказанного, а, иногда, и очень откровенного. Боюсь-не поймут. Показывает наверх. Согласовать бы. Хоть и с Медынским. Или уж сразу у Пескова спросить. Дело творческое. Можно и вверх ногами в трубу. А оно нам надо?

Сотовый. Всё, товарищи! Мне на телевидение. Я там в сериале христопродавца играю. Побежал. Деньги-оно святое. Тут то ли будут мани, то ли нет, а за сериал уплочено.

Супель: Ладно, г оспода. Будем считать собрание театрального коллектива оконченным. Всем до свидания!

ЗАНАВЕС!

Сидят в гнезде три коровы, а одна и говорит: Вон гляди, бегемот полетел в дупло. Другая почесала рогами ногу и заметила: Делов то! У них там гнездо! На что первая ответила: Не гнездо, а улей! И тогда, о повелитель Вселенной, прекратила Шехерезада дозволенные речи. Ибо, прошла ночь, и наступил новый день. Я сам вчера эту историю по телевизору слышал. Аладин рассказывал. Творчество народов мира-называется. Тысяча и одна ночь. Там таких сказок, на тысячу ночей хватит. А может и более. Если хочешь, могу Аладина позвать. Он-то точно знает. Сам с Шехерезадой этой живёт. Но, прямо сказать, женщина эта – есть на что приятно посмотреть. И в руках подержать. Прямо про неё поэт сказал: Есть женщины в арабских селения. Султанша, истинно, султанша. Царевна шамаханская. Настолько бабочка приятная, спереди и сзади, то-есть, что можно приятно глазом зацепиться! И зависнуть! Открывается занавес. Верховный, Просвирня и Бобо-Назар о чем то беседуют.