– А вообще атмосфера не самая приятная в клубе, хуже чем было до кубкового финала, – вздохнул Федор. – Не знаю, чем все закончится.

– Почему так? – заинтересовался я, не лишним виделось понимать вводные внутри своего нового клуба.

– Ну поговаривают, что Николай Петрович готов подписать заявление Иваныча на увольнение, – охотно объяснил Фёдор. – Ты же сам мне рассказывал, забыл?

Чтобы что-то забыть, это надо знать. Я, разумеется ничего Костикову не говорил. Зато историю ухода оригинального Бекасова из Спартака накануне чемпионского сезона 1989 года помнил достаточно отчётливо. Много эту историю мусолили в прессе и во всяких мемуарах и биографиях. Якобы после смерти Андрея Петровича Классникова между его старшим братом Николаем Петровичем и тренером Константином Павловичем обострился старый конфликт (Гайдай не мог смириться с динамовским прошлым Бекасова) и когда в сентябре 1988 Бекасов психанул и написал заявление об уходе по собственному (в дальнейшем он уходить передумал, понятное дело), старший Классников заявление сохранил. Как я понял, Николай Петрович был не прочь воспользоваться им после череды неудовлетворительных матчей и разгромного поражения от Зенита в Ленинграде.

– Как команда на это реагирует? Изменилось что в мое отсутствие?

– Как… устали все. Сам же знаешь, что он после прошлого сезона половину основы подал на отчисление из команды. Кому такие качели понравятся? Хочется больше стабильности. Я Иваныча уважаю, но такие вещи не поддерживаю. Ну, это я уже тебе говорил.

Фёдор докурил до самого фильтра. Кстати курил он те же самые сигареты, что мне предлагал Лёня в палате.

– Где церемония будет?

– В Тарасовке, мы ж туда едем. Я ж тебе уже говорил.

– Чего не в ресторан?

– Ты чего Николай Петрович не переносит рестораны! – возмутился Федор и удивленно уставился на Ивана через зеркало заднего обзора.

Тарасовка значит Тарасовка. Тем лучше, я как раз планировал отправляться прямиком на спартаковскую базу после выписки. А тут совпало. База находилась в получасе езды от севера-востока Москвы. Добрались до места достаточно быстро. По пути полузащитник вспомнил некоторые подробности крайней игры.

– Представляешь, Ванек, я травмирован, на поле меня нет, а болельщики все равно орут целым сектором: «Что на поле за подкова – это морда Костикова». А наши им отвечают своё: ЗАБИВАТЬ ВСЕГДА ГОТОВ ВСЕМ ПОДРЯД НАШ КОСТИКОВ!

– Классно.

– Но меня то на поле нет!

Заехав на территорию, я заценил легендарную водонапорную башню с деревянным куполом. Забора в 1989 году в Тарасовке ещё не было. Федор спокойно заехал на базу, поехал в сторону главного корпуса, мимо полей, домиков для инвентаря и турников. На одном из полей были установлены кольца с деревянными щитами для игры в баскетбол – игра помогала футболистам отвлечься и напряжение снять. А на окнах главного корпуса висели красно-белые занавески. У входа стояли автомобили, среди которых особо выделялся салатного цвета «мерседес». Я обратил внимание, что значок мерса скручен с капота.

– Главный уже здесь, – прокомментировал полузащитник, останавливаясь рядом с Мерседесом главного тренера и глуша мотор. Следом Фёдор поднял окна на своей копейки, вышел из машины, помог выбраться мне. Подержал костыли, пока я вылезал.

– Ну что, пойдём?

– Идём, надеюсь кормить досыта будут, мне больничная еда осточертела!

– Павловна голодным никого не оставит!

И они двинулись в главный корпус, где уже собрался народ.

– Федь, а Федь, а как проходить чествование будет, ты в курсе?

– Поедим, чай попьём, конверты с премиями получим, да Николая Петровича послушаем… вот бы он не решил Евгения Онегина продолжить читать.