Облом.

Я пришла в себя. По щекам меня нещадно лупил здоровенный мужик в белом халате. Халат грязный, отметила я, на врача медведь не похож. Небритая морда с толстыми румяными (давление?) щеками и красным носом, ну, вылитый дед Мороз на утреннике в детском саду медвежат, заботливо склонился ко мне, почему же он меня только что лупил по лицу с остервенением? непонятно, и ласково спросил:

– Ну, что, очухался, студентик?

Я закрыла и опять открыла глаза, да, мол! Сбылись мои предчувствия. Если студентик, значит, я юноша. Остаётся радоваться, что я не этот медведь.

– Что со мной? – дала я петуха.

Медведь засмеялся от радости, что я жива и могу говорить.

– Ты грохнулся в обморок над первым же трупом! Она что, на твою мать похожа?

Это он про моё четвёртое тело? На бомжиху оно было похоже, как и третье, обе бомжихи в пролёте. И студентик попался мне под руку: а я так хотела жить! И башмаки ещё есть! И есть возможность всё-таки пробудить Его память.

Медведь принялся трясти меня с новой силой, похоже, это единственный приём реанимации, которым он владеет. Не мудрено, он же в морге работает, а я студентик-медик, походу. Я не помнила, как я оказалась в морге, последнее, что я помнила в четвёртых железных башмаках, это лик ангела.

Он наклонился надо мной: длинная светлая прядь волос и ёжик на башке. Серые внимательные глаза, любая девушка позавидовала бы таким густым и длинным ресницам. Нос немного крупноват, но он же ангел, а не ангелица, интересно, а он и правда, бесплотный, или? Нежные щёки, белая кожа, ангел открыл рот, я ощутила свежее, как утро в летнем лесу, дыхание, я выпростала руку из пришедшего в негодность тела и хотела погладить ангела по щеке, а он испугался: чего он испугался? я только погладить хотела, он опять приблизил своё светлое лицо, и мои руки, прозрачные, помимо моей воли, клянусь, я не хотела! не хотела забирать его тело, вцепились в него, душа выбралась, и сердце моего трупа перестало биться.

Я стала ангелом с серыми глазами и длинной чёлкой.

В его теле я лежала в морге на кушетке, куда, как я понимаю, меня отволок медведь в белом халате, и слушала его причитания. Он гудел:

– Вот, наприсылают молодых ангелов, они и труп вскрыть нормально не могут!

Интересно: медведь, так же, как и я, называет этого юношу, у которого я украла тело, ангелом. Значит, действительно похож.

– И в обморок грохаются! Как ты будешь работать хирургом, если от первого же трупа сразу вянешь, как цветочек? – он ласково заглянул мне в лицо, а я лежала и думала, что первый же труп и забрал тело ангела, и я оказалась в теле юноши.

Если подумать, то сносить семь пар железных башмаков – это никакое не чудо, а вполне обычная вещь: твой любимый перестал тебя узнавать, то есть не узнаёт в тебе именно любимую, это обычная история, мильон таких!

Немного непривычно в мужском теле. У меня что, и пенис имеется?! Я потянулась к искомому органу. Точно. Есть!

Медведь заржал:

– Проверяешь? Да на месте. Всё на месте. Не беспокойся! Ты просто упал в обморок. «Как меня зовут?» – подумала я. Не знаю.

– Как меня зовут? – сейчас я могу делать всё, что хочу: медведь спишет любой мой косяк на результат обморока. Он улыбнулся:

– Александр.

– А фамилия?

– Пушкин, – заливается медведь.

– А Вас?

Медведь опешил. А что такого? Если я, допустим, забыл (а), как зовут меня, то почему я должен (а) помнить, как зовут его?!

– Вениамин Вениаминович меня зовут, сопля несчастная, Вен Веныч, короче, – и обиделся. Отвернулся. Сопит.

Ушёл. Возвращается: не выдержал и десяти минут, я лежу, привыкаю к мужскому телу. Подаёт мне литровую, не меньше, эмалированную кружку с чаем цвета дёгтя. Кружка похожа на детский горшок.