Я иду по следу как ищейка, Его мемуары я купила позавчера и прочла их как его письма ко мне, за один вечер и нашла в книге всех его любовниц и себя среди них и увидела, что все они как одна женщина, только в разных телах, и решила, что объединить их в моём теле и свершить отмщение будет правильным. Вопрос в том, чтобы с момента написания книги и моментом, как я её прочла, в этот неизвестный по длительности промежуток он не умер, не ускользнул от меня, не пролез в ад, не повстречавшись со мной, убийца любви, предатель любви, преступник, прячущийся в аду, в аду своей красивой головы с синими огнями холодных глаз, я найду его, вынесу приговор и приведу в исполнение.

И увижу, что это хорошо.

Я вышла из метро и как будто попала на двадцать лет назад. Пять часов дня. Солнце глядит как оспа, красным сквозь дымку, тепло, парит, влажно, серые кирпичные дома, скверики, в моей прошлой, другой жизни я видела в этом окне, как девушка, сложив ладошки, рыбкой ныряет через голову в шёлковую комбинацию, на секунду замирая от страха, когда становится слепой, когда руки связаны шёлком, когда ничего не видно на одно мёртвое мгновение, проскочила, огладила себя по бокам, влилась, соединилась, защитилась чешуёй, вильнула бёдрами, насладилась собой, хороша!

Дома постарели, вросли в землю, деревья вытянулись выше крыш, кроны сомкнулись, переплелись, темно стало, как в глухом лесу, только не спящая красавица в глуши этого леса, на третьем этаже старого дома в комнатушке, где всё застыло, заснула двадцать лет назад, а чудовище, лысое, старое, одеревеневшее, только глаза аквамариновые светят. Я ищу этот дом, не нахожу, меня кружит, водит, я провела там, в эпицентре заражения, под красным оспяным глазом, три часа, а дома не нашла. Видела три похожих, но у каждого что-то да не то, вот этот очень похож, и арка та же, но у него как сиамский близнец к торцу прилепился ещё один, а его дом был одиноким, никакого близнеца не было, был забор за домом, который я видела из окон, тоже не нашла, снесли что ли?

Приметы прошлого и зарубки настоящего переплелись между собой, и так слюбились, проникли друг в друга, соединились в пароксизме удовольствия или страдания, не разоймёшь, что запутали, закружили и водили меня ещё час. Девять вечера.

Серая жемчужно-переливающаяся в свете солнца дымка воспалились пурпуром и упала на крыши домов, солнце испустило последний вздох, контрастно высветив свинец грозовых облаков на фоне ядовитой зелени и серых с розовым кирпичей, и завернулось в тучи, умерло, почернело, ударила синяя молния, вздрогнули и затряслись от страха, перепутались все приметы и ходы, и я, не найдя логова чудовища, абсолютно обескураженная, осторожно, аккуратно, чтобы не потеряться окончательно, неверными шагами, под холодными потоками, они мгновенно испарялась с моих голых рук, стараясь не отклоняться от азимута моей памяти, практически на ощупь, спустилась в отделанную мрамором преисподнюю Москвы.

Замечали, как успокаивает метро? Думаю, это свойство ада – успокаивать горячие сердца. Самое хорошее в аду – никто ни на кого не обращает внимания, как в метро. Даже когда будут убивать, всё равно как слепые – ничего не видят: и тот, кого убивают, и тот, кто убивает, тоже.

Она любит метро, она там свободна, невидима как дух, как бог. Она так расслабилась, что не заметила, как доехала до своей станции. В вагоне осталась она и ещё один, она нечаянно прислонилась к нему, когда? сама не заметила, и задремала. Она очнулась, посмотрела на него незаметно.

– Просьба освободить вагоны, – ей показалось, что дух проехал свою станцию, и если сейчас она не вытащит его из вагона, то он попадёт в депо и сгинет там, в адовом котле, а жаль, такой же бог, дух, как она, и так ей было удобно у него на плече, будто он её брат, а может и брат, так подозрительно похожи у них губы. Папа её согрешил? Или его? Но кто-то точно согрешил, потому что не только губы были похожи, с учётом, что её женские, а его – мужские, но и глаза. Такие глаза – понимающие, заглянула и страшно стало, как будто он через её глаза моментально оказался в её голове, быстро перелистал все тома, стоящие на полочках как в библиотеке, читая, улыбнулся пару раз, захлопнул с насмешкой том, взвилась пыль, он хмыкнул, небрежно бросил на пол, схватил её за руку и вытащил из затхлой душной её головы к себе в голову, там ей понравилось: из пыльной тёмной библиотеки да на берег моря, на песок, твердеющий от влажной ласки языка волны, на тёплый ветер, на свет закатного солнца, в ворчание моря, она схватила его за рукав, крепко, чтобы не потерять, чтобы налюбоваться его каре-зелёными прозрачными понимающими глазами. Ни за что не отпущу! – подумала она. Обняла, поцеловала во все места не закрытые одеждой, начала раздевать, в метро! Опомнилась. А вдруг и правда, брат?! Ну и брат, ну и что! А что в метро, так это поправимо, и они через две ступени, как духи, почему как? – духи вылетели на поверхность. Земля сама, поворачиваясь, ложилась им под ноги!