Имелась и другая причина, приведшая его не только на Греческий мыс, но вообще на эти берега. Когда-то, и достаточно давно, его траулер простоял три месяца на здешнем Морзаводе. Уже тогда он много раз собирался побывать на древней земле этого мыса, но помешал плотный график ремонта. Собственно, та незабытая стоянка в сразу полюбившемся городе и предопределила его выбор, когда пришлось подумать о перемене места и климата, как, впрочем, и главное, пожалуй, обстоятельство: в боях за этот город погиб его отец. Там, не на самом дальнем Севере, скорее, в средней полосе России Константин Константинович жил в томлении по этим местам, в размышлениях о жизни и смерти тоже возвращался сюда. Отсюда и настойчивость, с какой Константин Константинович добивался права бросить здесь якорь на законных основаниях, но не находил понимания в чиновничьих инстанциях, вязких, топких, как болота, и таких же гиблых для всякой мало-мальской просьбы.
Да, прошлое покрылось патиной, чувства, испытанные когда-то, притупились и улеглись, но сейчас они вспыхнули с прежней силой и обожгли при новой встрече с глазу на глаз гораздо больней и сильнее, чем прежде.
Он брёл среди каменных груд, шел туда, где светились на солнце кособокие свечи колонн с округлыми, обточенными временем бутонами капителей. Теплая желтизна оплывшего, подобно воску, мрамора пробудила в нем чувства или ощущения столь же древние, как и эти руины. Он всегда интересовался историей, и было время, когда Костя Старыгин был готов к поступлению в университет, но судьба решила иначе: выбрал нечто противоположное, как думал, по духу и пошел «дорогою проклятой, звонкою дорогою морской». Впрочем, очень быстро пришло убеждение, что свернул не на глухой просёлок, просто перебрался на другой широкий тракт с иными ориентирами. Моря и океаны в его понятиях тоже решали неразрешимые загадки времени, а эта проблема всегда занимала его, правда, с чисто утилитарной точки зрения. Загадки, думалось Константину Константиновичу, быть может, гораздо весомее для каждого человека уже потому, что служат фундаментом жизни, проросшей сквозь вечность, в том числе и на этой земле. Бесконечность вселенной, необратимость времени или наоборот его возможная обратимость и вечность – что они есть для человека? Человек – аз грешный – должен ли задумываться о китах мироздания, или в жизни обывателя они не играют никакой роли? Наверное, большинству или меньшинству – какая, в сущности, разница? – проще прибегнуть к помощи Бога, всеведающего и всезнающего от века, переложить на него все заботы
– И потому столько такого разнообразного и удивительно живучего в сознании людей, не находящего поддержки у земных властителей, – вслух произнес Константин Константинович и опустился на камни, бывшие некогда городской стеной.
Возле ног – кустики упругой блеклой травы. Он вырвал пучок и ткнулся носом в шершавые и жесткие стебли: не полынь, а вроде горчит… Дурман! Пропитались пылью веков: корни – кремнием, стебли – солью Понта Эвксинского…
Даль мерцала.
Желто-розовые обрывы неприметно вырастали из вод бухты и терялись в небе, едва очерченные расплывчатым контуром. Рыбачьи лодки белели на темных заплатах ряби, испятнавших поверхность у борта крейсера, стоявшего на бочках. Серый корабль никуда не спешил, но дымил нещадно. Жирный черный султан лез в небо наперегонки с молочной струей пара, ветер перемешивал их вершины, а неряшливый шлейф изгибался и медленно плыл навстречу эсминцу, направлявшемуся из бухты в море. Вот он скользнул за боны, прибавил хода, а вскоре нырнул в сгустившееся у горизонта марево, отмигав ратьером на берег что-то служебное.