Понимаю, что не Илона виновата в том, что происходит. Всё дело в Грише. Если бы он любил меня по-настоящему, не переметнулся бы на её сторону так быстро.

Всё это я прекрасно понимаю, но ничего не могу с собой поделать.

Люблю его очень. Не могу выдворить из своего сердца.

И сейчас мне легче винить во всём Илону. Разлучницу, разрушающую чужие жизни.

***

– Настя! – слышится за дверью голос сестры. – Ты вставать сегодня собираешься? Или будешь до вечера прохлаждаться в постели?

Не хочется выбираться из своего убежища, но делаю усилие над собой.

– Уже встаю, Тань, – отвечаю глухим голосом и поднимаюсь с кровати.

Опять с тоской смотрю на свои разбросанные вещи. Ни домашней одежды, ни запасного платья нет! В чём, спрашивается, ходить по дому?

Хорошо хоть, что Вити и мальчиков дома нет. При Татьяне можно и в трусах с футболкой пощеголять.

С тяжёлым вздохом натягиваю на себя футболку и иду в ванную, шлёпая по полу босыми ногами.

– Садись, ешь, – приглашает сестра за стол, когда я, приняв душ, появляюсь на кухне. – Блины, правда, остыли уже. Если хочешь, могу подогреть.

– Не надо греть. Аппетита что-то нет сегодня. Я просто чаю выпью. Есть не хочется пока…

Татьяна, молча выслушав меня, прищуривает вдруг глаза и критическим взглядом осматривает мою фигуру.

– Слушай, девушка, а ты у нас, случаем, не беременна? За циклом внимательно следишь? А то с нашей комплекцией по фигуре не скоро определишь. Я вон с младшим только в пять месяцев опомнилась. Врач потом ещё долго ругалась, что на учёт в консультацию поздно встала.

– Нет, нет, – резко мотаю головой, – я не беременна… точно…

«Не вздумай расплакаться сейчас при Тане, – мысленно приказываю себе. – Придумай какую-нибудь отговорку, чтобы она ни о чём не догадалась!»

Но в голову, как назло, ничего не лезет, а вот слёзы, наоборот, тут как тут. Текут по щекам, не подчиняясь мысленным приказам.

– Ты чего, Настюх?! – взволнованно спрашивает сестра, протягивая мне бумажное полотенце. – Что-то случилось? Или заболела? Не молчи, прошу тебя!

– Здорова я, – отвечаю сквозь слёзы. – Ничего страшного не случилось. Не волнуйся. Просто Гриша попросил, чтобы я съехала от него… на время…

Я поднимаю заплаканные глаза на сестру и вижу, как она медленно оседает на стул, стоящий напротив меня.

– Гриша?!.. – Её и без того большие глаза от удивления становятся просто огромными, а брови резко взлетают вверх. – Но почему-у?!

Быстро решаю, что про Илону говорить ничего пока не стану, потому что реакция сестры может быть непредсказуемой. Вдруг ей станет обидно за меня настолько, что она решит лично разобраться с моей соперницей и с Костровым заодно? Тогда уж им не позавидуешь! Но и у самой Татьяны могут быть из-за этого неприятности.

– Мы немного повздорили, – придумываю на ходу правдоподобную историю, – и Гриша сказал, что хочет побыть один некоторое время. Чтобы спокойно подумать и всё такое…

– Ха-ха! – злорадно усмехается Татьяна. – Подумать он захотел! Ну, пусть подумает! И один побудет пусть! Видали мы таких, самостоятельных!

Я молча киваю головой. Даю сестре высказаться.

– А ты, Настя, не вздумай к нему возвращаться, пока не станет умолять на коленях! – яростно продолжает она. – Пускай поживёт один! Поучится сам себе готовить, стирать, гладить! И всё остальное тоже сам – ручками! Ручонками своими шаловливыми!

Татьяна шумно выдыхает, стрельнув в меня возмущённым взглядом, и заводится снова:

– Не спускай Грише этого! Он должен сполна прочувствовать глубину своего проступка! А-то взяли моду, чуть что, сразу капризничать! Слова им не скажи! Мой тут тоже не так давно выдал! Напугать меня решил!