И, надо сказать, она не врёт. Проехав по длинным коридорам – свернув один раз налево, потом направо, потом снова налево, – мы докатываемся до небольшой кишки, в конце которой одна единственная дверь с надписью: «Процедурный кабинет», а выше горит красным лампочка: «Не входить». Мы подъезжаем к ней всё ближе и ближе.

Маргарет везёт меня на «стрижку»…

– Вот и всё, – она расталкивает передо мной створы и затаскивает койку внутрь вслед за собой.

Я слегка подскакиваю на небольшом пороге, и мы оказываемся в довольно тёмном кабинете. Его озаряет зеленоватый свет дрожащих ламп.

– А вот и наш самый важный пациент! – она выразительно повышает голос, чтобы было слышно на всё помещение.

Через секунду из подсобки появляется высокий, седой, худощавый мужчина с широченной улыбкой на лице. На нём белый медицинский халат и шапочка на волосы:

– О! – завидев нас он начинает добродушно хохотать. – Как всегда вовремя!

Он натягивает хирургические перчатки на ходу и звонко хлопает резинкой по предплечью.

– Скажи доктору «Здравствуйте!» – просит меня Маргарет.

Я снова пускаю слюни по подбородку и пытаюсь нацелить оба глаза на дока, который сходу залезает мне в лицо, но у меня ни хрена не получается – глаза всё крутятся, как бильярдные шары.

– Сейчас мы тебя посмотрим, – говорит док.

Он засовывает пальцы мне в правый глаз, раздвигает веки пошире и светит фонариком.

– Реакция есть, – мой зрачок убегает куда подальше, закатываясь в череп вместе с радужкой, а второй, кажется, смотрит прямо на него. – Это хорошо!

Док осматривает мою вскрытую, как консервная банка, голову и вертит её из стороны в сторону, потом говорит:

– Ну что, приступим? – он улыбается во все зубы и снова немного хохочет.

Они с Маргарет отвязывают меня от койки и усаживают моё непослушное тело на деревянный стул. Потом приковывают к нему ремнями: руки, ноги и даже туловище, чтобы я не соскользнул, а голову закрепляют жгутом.

– Пациент, вы даёте согласие на процедуру? – снова шутит он.

К нему подходит Маргарет и передаёт прибор для декортикации – такая штука, похожая на сырорезку. Она отвечает за меня:

– Молчит – значит, согласен!

Они хохочут.

– Это хорошо!

И доктор, сунув руки мне в голову, срезает сырорезкой лоскут с моих мозгов, которые успели немного регенерировать с нашей прошлой встречи. Затем бросает срезанную нервную ткань в небольшую металлическую ванночку у Маргарет в руках…

– Первая пошла!

Но, несмотря на происходящее и разъезжающиеся в разные стороны глаза, на моей роже довольная улыбка…

– А вот и вторая! Молодой человек, куда вам столько мозгов?

Так что не беспокойтесь, со мной всё будет в порядке…

А пока они нарезают мой мозг, как сыр тофу, отмотаем немного назад:

Ф-фффффф…

Да, я снова в метро.

В грязном, вонючем вагоне, полном бедняков и роботизированных людей.

Сижу, зажатый между пассажиров, и листаю книгу. Одним ухом слушаю через наушник концерт Рахманинова, другим – всё, что происходит вокруг: разговоры людей, шум поезда и объявления метрополитена.

Как вы можете заметить, я немного изменил свой стиль – теперь у меня гладко выбритое лицо, зализанные волосы, и на мне совершенно новый костюм с серебристым отблеском. Но давайте всё по порядку, а то вы запутаетесь.

Перелистываю книжную страницу.

В общем, после второго укола Профессор сказал, что мне нужно сделать перерыв на пару деньков.

– Лады, – ответил ему.

На этот раз процедура прошла тип-топ, без всяких там свёрл, проваливающихся в череп. Он просто впрыснул сыворотку через вставленный в мою голову катетер и сказал: «Вот и всё».

– Ну и отлично.

Как только я зашёл в его подвальную лабораторию, старик провёл завуалированный расспрос: «Как дела?», «Как себя чувствуешь?», «Что-нибудь изменилось?» – хотя раньше такие мелочи его не интересовали. Я отвечал на всё не распыляясь: «Нормально», «Хорошо», «Восприятие немного обострилось, и внимание стало лучше», – а когда сел на его скрипучее, разваливающееся кресло спросил: