Парни переглянулись. Действительно, было пора. Они поспешили внутрь, а Тимофей, не в силах загонять мотоцикл в гараж, закатил его во двор и поставил на «рогатку». Переднее колесо тут же отвалилось. Подросток округлил хмельные глаза, огляделся по сторонам, ища кого-то, кто найдёт, как это прокомментировать, но все уже были в доме.

Студёное утро натянулось кровавыми капиллярами глаз присутствующих. Те из гостей, что проявили бо́льшую стойкость, приняв на посошок, засобирались. Ранняя электричка привезла их на железно-дорожный вокзал города, откуда они сосновым бором двинулись к военкомату, растянувшись длинной вереницей по изъеденной корнями деревьев асфальтированной пешеходке. Бессонная ночь и алкоголь затуманили мозг, разговоры становились угловатыми, взгляды – туннельными. Поэтому воспоминания о том утре были очень похожи на статичные фотоснимки в сепии. Потерянная толпа призывников у двухэтажного здания из серого кирпича. Объятия провожающих. Комиссар. Инструктаж в классе. «Прощание славянки». Старый ПАЗик, из которого таращились молодые глаза, неумело скрывающие испуг. Объятия. Слёзы матери. Пластиковая посуда с самогоном.

Когда всё стихло, и автобус отправился, Тимофей обнаружил себя на старом плацу у здания военкомата с ключами от байка старшего брата на раскрытой ладони, которые тот оставил ему. Поднятый триколор свисал с флагштока. Толпа куда-то рассосалась. Мать высматривала такси. Вставшее солнце разогревало воздух, от чего в сон клонило ещё сильнее. Шаламов смотрел на брелок стилизованный под патрон семь шестьдесят два, не в силах понять, какие эмоции он испытывал. Какое-то смешанное чувство гордости, грусти и похмелья.

С трудом отыскав нужный кабинет, Тимофей зашёл буквально следом за учителем, проскользнул в дальний угол и уселся за последнюю парту в гордом одиночестве. Две подружки спереди, распыляя приторный микс своих духов, смерили его оценивающими взглядами. Пакет с тетрадками вместо рюкзака, потёртая джинсовка старшего брата, бледное вытянутое лицо с красноватыми белками глаз. «Видимо, оценку не прошёл», – подумалось ему. Учитель, – невысокий мужичок в поношенном костюме и нелепых очках с толстыми линзами, – мямлил что-то про революцию семнадцатого и производственный подъём Советов. Парень на соседнем ряду тыкался в игровую консоль, прикрывшись книгой. Шаламов видел такой агрегат впервые, поэтому с нескрываемым интересом засмотрелся на экран.

– В фа́йтинги гама́ешь? – спросил тот, заметив любопытство. – Го по сети зарубимся.

Тимофей, припомнив свой треснутый по корпусу смартфон, скис и вежливо отказался. Сосед с другого ряда, – чудаковатый подросток с взъерошенной соломой вместо волос, – закусив от удовольствия язык, что-то старательно вырисовывал в школьной тетради, а когда закончил, вырвал страницу и протянул, робко улыбнувшись, Шаламову. На листке в клеточку красовалась весьма удачная карикатура на учителя с неестественно большой головой и очками. Надпись снизу гласила: «ВАСИЛИЧ».

– Вполне, вполне, – усмехнулся Тимофей, подняв большой палец вверх, и передал рисунок дальше по рукам, от чего смешки и перешёптывания вскоре заполнили весь кабинет. В дополнение к этому гаму дверь в комнату резко распахнулась, и в проёме появилась худощавая фигура пучеглазого смуглого брюнета с южным орлиным носом.

– Вы к кому? – растерянно спросил учитель.

– К деду своему! – передёрнул его тот и, быстро отыскав глазами девушку с каштановыми волосами, кивнул ей на выход.

– Можно? – лисой улыбаясь, привстала та. – Я на минуточку, – и, не дожидаясь ответа, выпорхнула из класса, прихватив с собой сумочку.