– М-м-м-м… – возвёл глаза к потолку Игорь, закусывая ледáнюю водочку солёным огурцом и смакуя судака. – О-о-о, какая свежатина, это вам не магазинный замороженный-размороженный завалявшийся судак, этот – час назад ещё плавал! Несравненно!

И потекла застольная беседа давних друзей; Ирочка заинтересованно слушала взрослые разговоры, а Сева с аппетитом быстро поел, заскучал и попросил: «Мама, тётя Люда, сыт я, можно я пойду почитаю, там книжка про зверей у дяди Игоря интересная», – и отправился на веранду с увесистым томом Брема.

«Как уютно со старыми друзьями», – думала Аня, слушая шуточную перепалку Игоря с Людмилой по поводу влюблённости всех медсестёр в хирурга Игоря: они работали вместе, он – ироничный мужественный крепыш, она – разбитная голубоглазая брюнетка с косой до пояса. Потом Игорь рассказал пару смешных историй, Людмила начала провозглашать тосты – за дружбу, за детей, за любовь. Аня снова залюбовалась мужем: разворотом плеч, стройной шеей в расстёгнутом вороте рубашки, белозубой улыбкой. Он увлечённо рассказывал, как почти двое суток занимался пусконаладкой нового итальянского оборудования, потом перешёл к байкам из рыбацких и охотничьих своих похождений. Ирочка слушала его, не отрывая взгляда; и Аня вспомнила себя девчонкой, как ехала с родителями в поезде и не могла в купе отвести взгляд от бравого мужественного военного с блестящими погонами на широких плечах. А Глеб замолчал, внезапно зевнул в кулак и сонно пробормотал:

– Девочки, пока вы сладкий стол накрываете, я прилягу на пять минут, больше суток не спал, – и растянулся на диване плашмя на животе лицом к спинке, руки – одна под грудью, другая согнутым локтём над головой.

Ирочка продолжала смотреть на него во все глаза, никто на неё не обращал внимания, кроме Ани.

– Какой сладкий стол? Я вот ещё салатика и судачка. – Игорь разлил всем водки, поднял рюмку: – Ну, давайте…

Он выпил, женщины пригубили, и продолжился неспешный разговор ни о чём. И тут какая-то неведомая сила подняла Ирочку из-за стола, взгляд её стал мутным; как сомнамбула медленно она подошла к дивану и всем телом плашмя улеглась на Глеба и закрыла глаза. Компания за столом остолбенела: Игорь выпучил глаза и не донёс вилку с куском судака до рта; Люда выронила бутерброд с икрой и схватилась ладонями за щёки; Аня задела рюмку, водка расплылась по скатерти. Аня нарочито внимательно промокала лужицу салфеткой, боясь поднять глаза на это зрелище. Её переполняла странная смесь эмоций: и ревность, и какая-то гадливость, даже брезгливость, и смешно было, и необъяснимо противно. И вдруг – злость на мужа – правда, на него-то за что? – и злость на Ирку и презрение к ней. «Ну конечно, все всё знают о феромонах, гормонах, пубертатном периоде, биохимии полового влечения, – в смятении неслись мысли Ани, – но чтобы вот так, при родителях, жене… хорошо ещё, что Сева на веранде в книгу уткнулся… чтобы вот так – как магнитом её потянуло!.. ведь воспитанная же девочка, что за чёрт… как одержимая похотливым бесом просто…»

Немая сцена длилась уже секунд пять, когда Глеб проснулся, повернул голову, скосил глаза на тяжесть чего-то живого у себя на спине и ногах, обалдел на мгновение, но быстро нашёлся и ворчливым «родительским» голосом запричитал:

– Ну ты и тяжеленная, Ирка, слезай давай, стар я уже тебя на закорках носить, как двухгодовалую когда-то…

Он опёрся на локти, поднялся на колени на диване, подхватил её под коленки, встал с дивана, прогарцевал несколько шагов по комнате и сгрузил её на кресло. Она покраснела и захихикала, Игорь делано захохотал: