Власти боролись тогда со стилягами, и курсантов Мореходки привлекали в патрули – отлавливать стиляг, отстригать им коки и распарывать брюки-дудочки, поколачивая бедолаг по ходу действия. А Саша знал одного такого чувака в своём дворе с детства, и тот научил его, где искать «Кумпарситу» – на барахолке у Обводного канала. Да, там он отыскал трофейные пластинки с собачкой на этикетке, склонившей ухо к граммофонной трубе. Пластинки эти были редкостью и стоили дорого, да и танго «Кумпарсита» не попадалось. Но народная смекалка не знала границ, и на барахолке попадались самопальные грампластинки «на костях», то есть на рентгеновских снимках. Умельцы переписывали на эту плёнку джаз, блюзы, регтайм, свинг и буги-вуги; умельцев сажали, а музыка «на костях» звучала, вопреки официальному газетному лозунгу «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст». И многие меломаны даже не читали карандашные подписи на рентгеновской плёнке, они сразу определяли: рёбра? это Гершвин! Глазница – это Билл Хейли, а вот кисть руки такая кривая – так это Дюк Эллингтон… И Саша наконец-то купил «Кумпарситу» «на костях», на чьём-то локтевом суставе! А потом повезло, и он достал настоящую трофейную пластинку с собачкой Ниппером записи 37-го года и не мог наслушаться…

А затем в учебных загранплаваниях и в регулярных рабочих рейсах на сухогрузе «Балтийск» Саша Головин собрал много версий танго «Кумпарсита», и не только его. Так он стал коллекционером и завсегдатаем Джазовой филармонии, и занимался он теперь в секции карате. По работе для оформления загранвизы надо было жениться, и Саша женился. С того самого памятного танго в трамвае в его представлении девушки делились на тех, что в тонких чулочках танцуют, как бы отдаваясь партнёру, и тех, которые смотрят со стороны в скромном платочке и простых чулках в резиночку, и женился он как раз на такой. А что? Сидит дома, варит борщ, ждёт мужа из дальнего плавания, где в разных портах хватает тех, что танцуют.

В 70-х и 80-х власти боролись с фарцовщиками, тунеядцами и рок-н-роллом. Потом они вяло боролись с теневой экономикой (догадайтесь, почему вяло!), очень борзо боролись с диссидентами и продолжали бороться с рок-музыкой. Но стройные девичьи ножки теперь уже в нейлоне и мужские не в клёшах, а в джинсах выплясывали под запретную разнообразную музыку от Прибалтики до Владивостока и доплясались до лихих 90-х.

Теперь власти боролись между собой и за верховную власть в стране, обретённая свобода превращалась во вседозволенность, а передел собственности Балтийского морского пароходства привёл рядовых бойцов и авторитетов Саню Кумпарситу и Костю Гаванского на очередную разборку среди заброшенных краснокирпичных фабричных цехов на Кожевенной линии у Финского залива. Консенсуса не достигли, и произошла перестрелка.

Вот представьте картину: отгремели выстрелы, пара джипов улетают на форсаже, один стоит подбитый, два невредимых, бойцы в адидасовских спортивных костюмах – кто сидит, кто лежит. На подножку привалился, держась за раненое предплечье, Костя Гаванский в малиновом пиджаке, и в наступившей тишине из его магнитолы громоподобно хрипит голос Профессора Лебединского: «Я убью тебя, лодочник…» – прямо в тему, не правда ли! Рядом прислонился к дверце машины Саня Кумпарсита, одетый в чёрную кожаную куртку на тельняшку, в его магнитолу попала пуля, а если бы не попала, то было бы слышно… танго «Кумпарсита»? А вот и нет! Из неё звучало бы «Когда святые маршируют…» хрипатым голосом Луи Армстронга. И тоже было бы в тему. Костя Гаванский, перетянув руку галстуком, подтолкнул Саню здоровым локтём и сказал: