Пусть эта новая земля была мрачной и враждебной, голой и пустынной, с одиноким трактиром «Ямайка», отданным на милость всех стихий; все-таки здешний воздух бодрил Мэри, пробуждая в ней жажду приключений. Щеки у нее разгорелись, глаза заблестели. Ветер растрепал ей волосы, бросил пряди на лицо. Мэри глубоко вдыхала этот опьяняющий воздух, наполняя им легкие большими глотками, и он был слаще, чем глоток хорошего сидра. Она подбежала к поилке для лошадей и подставила руки под струю воды. Вода была чистая, прозрачная и холодная как лед. Мэри отпила немного. Никогда еще она не пила такой необычной воды – горьковатой, с привкусом торфа, будто растворившей дым от кухонного очага.

Эта вода утоляла жажду и успокаивала душу.

Мэри почувствовала себя сильной и храброй. Она вернулась в дом, к тете Пейшенс, надеясь, что ее ожидает обед. Мэри с аппетитом приступила к тушеной баранине с репой, и, когда утолила наконец голод в первый раз за двадцать четыре часа, мужество вернулось к ней. Теперь она была готова расспросить тетушку, не опасаясь за последствия.

– Тетя Пейшенс, – начала Мэри, – почему дядя стал хозяином трактира «Ямайка»?

Неожиданная атака в лоб застала тетю врасплох. Она молча уставилась на Мэри, потом багрово покраснела, и губы у нее задергались.

– Ну как же, – залепетала она, – здесь… здесь такое бойкое место, у самой дороги. Ты же сама видишь… Тут проходит главная дорога с юга. Два раза в неделю проезжают дилижансы. Они идут из Труро, через Бодмин и дальше, в Лонстон. Ты вчера приехала на таком. На дороге всегда много людей. Путешественники, богатые джентльмены, иногда моряки из Фалмута…

– Да, тетя Пейшенс, но почему они не заглядывают в «Ямайку»?

– Заглядывают! Они часто заходят в бар выпить. У нас здесь хорошая клиентура.

– Зачем ты это говоришь, когда общая гостиная стоит пустая, а в комнатах для гостей хранится какой-то хлам, пригодный только для мышей и крыс? Я сама видела. Я раньше бывала в трактирах, не таких больших, как этот. У нас в деревне был трактир. Его хозяин дружил с нами. Мы с мамой часто пили чай в общей гостиной. Наверху у них было всего две комнаты, но эти комнаты были очень уютные, удобно обставленные для проезжающих.

Тетя несколько минут молчала, дергая ртом и ломая пальцы.

– Дядя Джосс не любит, чтобы у нас оставались на ночь, – сказала она наконец. – Он говорит: мало ли какой человек попадется. Место здесь пустынное, нас всех могли бы зарезать в собственных постелях. На большой дороге всякое случается.

– Тетя Пейшенс, что за чепуху ты говоришь! За чем держать гостиницу, если не можешь пустить переночевать честного путешественника? Для чего же тогда она здесь стоит? И на что вы живете, если у вас нет клиентов?

– У нас есть клиенты, – упрямо повторила тетя. – Я же тебе говорю. Люди приходят с ферм. Очень много ферм и коттеджей разбросано по степи, люди приезжают за много миль. Иногда по вечерам набирается полный бар.

– Вчера кучер мне сказал, что приличные люди больше не ходят в «Ямайку». Сказал, они боятся.

Тетя Пейшенс изменилась в лице. Она сильно по бледнела, и глаза у нее забегали. Тетя судорожно глотнула, провела языком по губам.

– Твой дядя Джосс – человек резкий, ты сама видела. Его легко рассердить, он не терпит, чтобы ему мешали.

– Тетя Пейшенс, ну кто может помешать человеку, который честно трудится в своем собственном трактире? Даже самый резкий характер не может распугать всех посетителей. Это не причина.

Тетя не ответила. Она исчерпала все свои объяснения и теперь молчала, упрямо, как мул. Мэри поняла, что ее не сдвинешь, и попробовала зайти с другой стороны: