Панин вошел быстро, исподлобья взглянул на начальника и, смущенно улыбнувшись, провел рукой по жирно набриолиненной голове.

– Добрый день, – сказал он и остановился в нерешительности. Видно, он сразу сообразил, что незнакомец – высокое начальство.

– Здравствуй, здравствуй. – Начальник поднялся навстречу и сильно тряхнул ему руку. – Садись и докладывай Василию Васильевичу. А я посижу в сторонке и послушаю.

Николай сел, стараясь не поворачиваться к начальнику спиной, но тот сердито сказал:

– Лицом к начальству, Панин. Климов – твой начальник, ему докладывай, на него и смотри.

– Слушаюсь, – сказал Николай и посмотрел на Климова. Глаза у Панина стали непривычно серьезные, веснушки побледнели, будто покрылись пылью.

Климов выпустил огромное облако дыма.

– Обстановка в трактире за последнее время не изменилась. Считаю своим долгом доложить, что Михаил Лавров – москвич и до пятнадцатилетнего возраста проживал здесь. Я этого не знал, Василий Васильевич. В трактире Лавров встретил своего знакомого, с которым был дружен в восьмилетнем возрасте.

Климов стиснул ногами стул и посмотрел через Панина на начальника. Тот нахмурился и приложил палец к губам, призывая Климова к молчанию.

– Наше с Лавровым мнение, что вскрывшееся обстоятельство не должно влиять на ход операции, так как его друг детства, видимо, ничего о Лаврове не знает. Иначе бы они не церемонились, – пояснил Николай.

– Почему Лавров не является сюда? Почему он скрыл от меня, что москвич? – сердито спросил Климов.

– Он не может прийти, Василий Васильевич, так как все время сейчас проводит с Серым. В отношении второго я его сам спрашивал. Молчит. Думаю, что боялся быть отстраненным от операции.

– Казаки-разбойники, – пробормотал Климов и замолчал, увидев кулак начальника.

– Но сейчас ведь успех зависит только от него, – сказал запальчиво Панин, выгораживая товарища. – Мишка сейчас рядом с Серым – вот так. – Он показал стиснутые ладони. – Это целиком заслуга Лаврова. Вчера вот только… – Панин смешался, потом рубанул воздух рукой и продолжал: – Сорвался он вчера. Немного. Сами понимаете, Василий Васильевич. Это его выдержку иметь надо, чтобы в такой ситуации не сгореть дотла. Сейчас все в порядке, – быстро заговорил Панин. – Честное комсомольское, все в порядке! Он ухитрился не только оправдаться, но и кое-что выиграть от своего срыва. Серый, конечно, не до конца верит Мишке, но Серый никому не верит. И вообще, – тон Николая изменился и стал поучающим, будто он, взрослый человек, втолковывал прописные истины двум непонятливым подросткам, – находиться там и быть вне подозрений абсолютно невозможно. Даже меня, казалось бы верного человека, проверяют. Утром хозяин зазвал в свою клетушку и давай про дом расспрашивать. Я сначала и не понял, к чему это он? Дом, амбары, коровы, лошади, то да се. Потом вижу, он из-под бровей зыркает. Тут я понял: идет проверочка. А когда старый хрыч имя с отчеством моего мнимого папаши невзначай перепутал, все стало яснее ясного. Тут я ему и загнул. – Панин довольно ухмыльнулся. – Подошел к нему ближе и спрашиваю: «Что же это получается? Батя о вас такого высокого мнения, а вы даже его имени толком не знаете? Нехорошо это, свояки все-таки». Он засуетился, стал про старость всякие слова говорить и отпустил меня. Я вышел, а у дверей Валет стоит, и рука в кармане. Тут я вконец рассвирепел, подлетаю к нему и спрашиваю: «Деньги принес? Давай сюда!» – и хлоп его по карману. Там наган, конечно.

– Какие деньги? – спросил начальник.

Панин молчал и смотрел поочередно то на начальника, то на Климова.