Секретарю ЦК КПСС Разумовскому, посетившему Верхнекамье, местное руководство, не согласовав идею с областным, вручило челобитную: просим создать на нашей базе «территориально-промышленный комплекс» (Верхнекамский ТПК). Вскоре появилось поручение Госплану СССР и Пермскому облисполкому: «проработать вопрос». Через пару дней следует вызов представителя области в Москву на совещание у зампреда Госплана Гусева. В Доме Советов – боевая тревога. Сначала толком не знали, откуда «растут ноги». Разобрались. Новая беда: что это за штука, Верхнекамский ТПК?
Следуют приглашения к Б. Демину и зампреду облисполкома Б. Мазуке. Высказываю две версии. Первая, прежде всего технологическая: теснее объединить всех пользователей верхнекамского месторождения (например, как в Братско-Усть-Илимском ТПК). Вторая версия – аппаратная: желание наших северян получить автономию от области.
Принимается решение: в Госплане область необходимо представлять мне, причем выруливать на первую версию. «Послом» от Березников был председатель горисполкома Геннадий Белкин.
Совещание в Госплане прошло продуктивно. Было принято решение о финансировании разработки технико-экономического обоснования Верхнекамского ТПК. «Головниками» определили наш академический институт и НИИ экономики Госплана РСФСР. Я был утвержден научным руководителем работы. Для Уральского отделения АН СССР это было престижное поручение. Довольны остались и областные власти. Эта работа продолжалась до распада СССР.
Как член Президиума Пермского научного центра УрО АН СССР, я регулярно принимал участие в его заседаниях и получил возможность ближе познакомиться с людьми, у которых не только можно было поучиться полезному, но общение с которыми было просто приятным. В первую очередь это относится к Валерию Варфоломеевичу Мошеву, возглавляющему Институт механики сплошных сред, и Валерию Александровичу Черешневу, директору им же созданного Института экологии и генетики микроорганизмов.
Валерий Варфоломеевич Мошев был среди нас старшим по возрасту (в 1987-м ему исполнилось 60), но душой оставался моложе некоторых тридцатилетних. Все его более молодые коллеги, включая меня, рыли землю в стремлении развить свои только что родившиеся институты и отделы. Валерия Варфоломеевича отличала полная невозмутимость – и при этом он достигал не менее высокого результата. Отсутствие суетливости он демонстрировал и по отношению к научным регалиям. При своих научных заслугах (75 изобретений, более 500 научных работ, орден Ленина и Государственная премия за разработку порохов, ракетных топлив и зарядов) он так и не стал членом-корреспондентом Академии наук. Слишком много это требовало усилий совсем не научного характера. Зато освоил японский язык.
Так получилось, что в 1997 году его семидесятилетие отмечали в день выборов председателя Законодательного собрания Пермской области. На этих выборах я проиграл. Настроение было паршивое, но к Мошеву я не мог не пойти. И, поздравляя его, радуясь за его душевное состояние и приятное окружение, подумал: все эти карьерные неприятности – мелочь жизни.
С удовольствие фиксирую: недавно Валерий Варфоломеевич разменял 80.
На заседаниях Президиума Пермского научного центра моим постоянным соседом был молодой доктор наук Валерий Александрович Черешнев. Нас с ним объединяло не только настойчивое стремление доказать на деле, что мы не последние парни на деревне под названием Наука. Валерий Александрович большой ценитель и блестящий рассказчик анекдотов. В последующие 20 лет он одолел самые высокие академические вершины, стал председателем комитета по науке в Государственной Думе. Применительно ко многим, добившимся подобных успехов, можно сказать – случайность. Применительно к Черешневу – заслуженная закономерность.