Готова поклясться, что только что в одном из окон второго этажа я видела женщину. Моргнула, и она исчезла.

Тыковка боднул меня в живот, требуя продолжения веселья, но я не могла сдвинуться с места.

Да. Меня били по голове, да, я не доедаю, да, мой левый глаз всё ещё не до конца открывается, но это не галлюцинация. Я её видела. И видела её перекошенное от злости лицо, которое пробирало до мурашек.

– Хватит на сегодня стирки, малыш.

Уже ночью, лёжа на мягком матрасе, греясь в тепле открытой печи, относительная сытая и довольная спокойным сном Тыковки, я всё задавалась вопросом: а хорошо ли я осмотрела дом?

После того, как отжала бельё, что забрало почти последние силы, я ещё раз пробежалась по второму этажу, пока солнце окончательно не село. Да, было страшно, да, жутко не хотелось, но всё же… Кого я видела в окне? Случайная прохожая? Точно не жительница, этот дом до нашего с Тыковкой пришествия был явно нежилым. Помимо птички в раковине, естественно. Ах, и да, крыс.

Но что меня ещё больше насторожило, что лишало сна на эту ночь, так это сам дом. Да, он изначально был жутким, но только вечером я заметила одну очень большую нестыковку: снаружи эркерных башен было три. Одна это гостиная на первом этаже и хозяйская спальня на втором, и просто угол на чердаке. Вторая башня на два этажа занимала оранжерея. Но где третья? Ни утром, ни вечером я не нашла вход в неё. То есть, на первом этаже в многогранные окна упирался небольшой бальный зал, но на втором этаже ничего не было. Просто стена. На чердаке – тоже. Может, та женщина прячется там?

От этой мысли вместо страха пришла злость. Какого вообще чёрта? Это мой дом! Мой и Тыковки. Кто бы ни была та бабища, я её палкой взашей погоню до самого края проклятого леса. Пусть пока прячется, завтра разберусь.

Но вот сон всё не шёл. Не засыпалось как-то при мысли, что в доме есть посторонний, причём неизвестно где.

Может, всё же почудилось?

– Что там? – Мои мысли прервал Тыковка, который резко подорвался и уставился в окно, в черноту ночного леса.

У самой пульс уже в ушах бил, но ничего не смогла разглядеть.

– Тыковка, что там? – От тревоги даже как-то начало подташнивать.

И тут и до меня долетели мужские голоса и ржание лошадей…

Быстро, спотыкаясь от спешки, потушила огонь. Тыковка, верно поняв, что нужно сидеть и не отсвечивать, затаился рядом со мной. Сквозь чёрный лес не было видно незваных гостей, и шли они достаточно далеко от поместья. Порой казалось, что я вижу мерцание факелов, но эти вспышки проходили слишком быстро, чтобы понять, эти люди идут к нам или просто проходящие мимо.

Сейчас даже неизвестная женщина отошла на второй план. Её я боялась меньше. Даже начинало казаться, что она мне померещилась. А вот прохожие, которые сейчас перекрикивались вдали, меня пугали по-настоящему. На крайний случай можем спрятаться с Тыковкой в каморке, но любому, кто заглянет на кухню, станет понятно, что совсем недавно здесь кто-то был. Угли ещё горячие.

– А-а-а-и-и-да-а-а…

Шёпот раздался из ниоткуда и отовсюду сразу. Тыковка напряженно заворочал головой, издавая фыркающие звуки.

На этот раз мне точно не послышалось.

– А-а-а-и-и-да-а-а… – Я чуть не заорала от страха, услышав шёпот прямо над ухом. Пришлось зажать рот кулаком, сдерживая крик.

Если я слышу незнакомцев, они могут услышать и меня. Может, стоило поискать того кто звал меня, но мама с папой ещё с детства говорили, что я умная девочка. Я предпочла спрятать лицо, мокрое от слёз, в загривке Тыковки, который тоже начинал трястись от напряжения.

Может, к чёрту эту усадьбу? Я на такое не подписывалась. Кажется, вчера я говорила, что просто испугаться – не так уж и страшно. Я ошибалась.