Финансовое положение объединённой семьи не ухудшилось, даже наоборот, пенсионные накопления бабушки теперь поступали в общий бюджет, минуя дедушку. Но проблема совместного проживания с больной бабушкой и дедушкой маразматиком отравляли жизнь каждому члену семьи. Филипп задался целью найти решение жилищной проблемы. Он подписал контракт с корпорацией на экспериментальные работы в космосе, после выполнения которых заработанные деньги планировал пустить на новое жильё. Маме идея не нравилась, она плакала, но поделать ничего не могла, иных способов быстро заработать средства на вторую квартиру не было. Сдать стариков на попечение государства не позволяло опять-таки финансовое положение. Накопления бабушки хотя и были солидными, но их едва хватало на спецклинику, где она и могла находиться по своему диагнозу. Дедушкиных накоплений на пансионат для пожилых не доставало, по закону алименты на содержание должны выплачивать ближайшие родственники. У мамы не было работы, а папина зарплата не резиновая: ипотека, учеба сына, содержание и питание всех членов семьи, они едва-едва сводили концы с концами. Финансово жить всем пятерым вместе выгодно, но невыносимо психологически. По выражению папы «это ловушка-крысятник где сможет выжить не самая сильная и молодая крыса, а хитрая и коварная, лишённая предрассудков и моральных ценностей». После отбытия папы жизнь Андреса превратилась в сплошной кошмар, дедушка начал расширять себе пространство для проживания. Ничего личного, никакой ненависти к внуку и дочери, просто Виктор Павлович очень любил себя, а окружающий его комфорт был мерилом той любви…

Трек воспоминаний прервался. Внутренний голос начал с ним приветливый диалог.

– Здравствуй, Хаски!

Голос и интонации оказались до дрожи знакомыми. И он, не задумываясь, моментально ответил:

– Я рад слышать тебя, папа!

– Я так же рад, сынок!

– Но разве ты жив?!

– В какой-то степени – да!

– Как это понимать?

– Это машина начинённая моим сознанием, ведь я – инженер-соматик. Теперь управляю хранилищем электронных сознаний.

– А как же мама? Ты сумел найти пути к её закрытому сознанию?

– В какой-то степени, да.

– Я могу с ней пообщаться?

– Сможешь, когда мы оцифруем твоё сознание.

– Но я хочу живого человеческого общения. И почему сейчас ты перестал быть похожим на папу?

– Это уже последующее машинное развитие сознания. Оно выбирает иной вектор и потому отличается, но ты поможешь вернуть его в прежнее русло.

Диалог закончился так же неожиданно, как и начался. Сознание Андреса продолжили грузить чередой воспоминаний о детской поре, причём принудительно, воли сопротивляться не было.

Трек третий.

…В их маленькой столовой, являющейся функционально и кухней, мест за столом было только три. Столик стоял в углу, с длинной стороны располагались два стула, с торцевой – один табурет, ибо спинка стула мешала бы в случае надобности открытию дверки холодильника. Баба Дана восседала всегда с торца, возглавляя застолье, дедушка рядом, почти на углу. Первое время Андреса сажали третьим на свободное место, но потом перестали, ибо приучить восьмилетнего мальчика столоваться с пожилыми родственниками родителям оказалось не под силу. Внуку сначала было интересно наблюдать за поведением бабушки и дедушки за столом, но в дальнейшем это стало мешать приёму пищи.

Усевшись за стол, Дана Борисовна начинала изучение сервировки тактильно, расставляла по-своему тарелки с салатом и хлебом, кусочки батона, поглаживая, переворачивала, столовые приборы меняла местами и не только у себя, причём делалось это регулярно. Всё выглядело как ритуал, который с натяжкой можно назвать шаманским, ибо при этом её тонкие, злые губы подёргивались и кривились от едва слышимого ворчания. Андрес однажды поменял приборы после мамы: вилка и ложка справа, нож слева. Баба Дана всё одно переставила их, но теперь согласно этикету. Неприятности возникали, когда на столе оказывались заливные или рыбные блюда. Баба Дана запускала в них пальцы, а потом, отдёрнув, трясла кистью, высматривая обо что вытереть. Супруг на ритуал не обращал внимания, привык, смирился. Кушала она также своеобразно. Мама пояснила Андресу, что поведение бабушки – последствия болезни. Андрес кивал, делая вид, что принимает комментарии, но иногда добавлял при этом: «Некоторые девочки из-за вредности точно так ведут себя в столовой, ничего удивительного, баба была вредной девчонкой».