Совершенно очевидно, что основной проблемой философии является проблема человека. Еще греки поняли, что человек может начать философствовать только с познания самого себя. И поэтому, разгадка бытия скрыта в самом человеке, так как в человеке пересекаются все круги бытия. Он является великой загадкой для самого себя, потому, что свидетельствует о существовании высшего мира. Человек также является существом, недовольным самим собой и способным себя перерастать. А сам факт существования человека в природном мире свидетельствует, что природа не может быть самодостаточной и покоится на бытии сверхприродном. Так, загадочность и противоречивость человека определяются не только тем, что он есть существо земное, сохранившее в себе отблеск небесного света, но еще глубже тем, что он изначально есть дитя Божье и дитя небытия, свободы ничто. Корни человека на небе, в Боге и в нижней бездне. Конечно же, человек живет в природном мире, зависит от ее среды, и, вместе с тем, он вносит в нее принципиально новое начало. И потому, творческий акт человека в природе имеет космогоническое значение и означает новую стадию жизни космической. Понять человека можно лишь в его отношении к Богу. Поэтому проблема человека во всей глубине ставилась лишь в религиозном сознании. Но религиозная антропология существовала всегда.

Христианская антропология учит о том, что человек это существо, сотворенное Богом по образу и подобию Своему. Человек это существо свободное и в своей свободе отпавшее от Бога, и как существо греховное, он получает от Бога возрождающую и спасающую благодать. Между тем, человек является истинным человеком только как носитель духа, который проявляется в личности. Он есть существо, преодолевающее самого себя и мир (трансцендирующее по Бердяеву). Человек это вечный протестант против действительности.

Он не совершенствуется с точки зрения биологически-антропологической, а только лишь с точки зрения возрастания силы сознания и духа, с одной стороны, и изобретенных им социальных и технических орудий – с другой. А это, в свою очередь означает, что целостность человека все более нарушается, и он делается существом все более раздвоенным. С еще большим основанием можно сказать, что человек существо иррациональное, парадоксальное и трагическое, в котором сталкиваются два полярно противоположных начала. Антропология качественно выделяет человека из природы, или, признавая его существом, в котором пробуждается разум, или, признавая его существом цивилизованным, в котором непосредственная природа перерабатывается культурой. В обоих случаях человек признается существом, возвышающимся над природой.

Поэтому христианская антропология должна раскрыться, как учение о человеке-творце, носящем образ и подобие Творца мира. А это значит раскрытие учения о человеке, как о существе духовном и свободном, способном возвышаться над природой и подчинять ее себе. Однако, эта антропология очень усложняется раздвоением человека. Потому что, с одной стороны, он есть существо падшее и греховное, жаждущее исцеления и спасения, с другой, он, конечно же, существо творческое, призванное к продолжению миротворения и получившее для этого дары свыше.

Между тем, в человеке есть два принципа, совмещение и взаимодействие которых и создает человека. Это принцип потенциальной, никем и ничем не определенной свободы, уходящей в бездну небытия, и принцип, определенный тем, что он есть образ и подобие Божье, Божья идея, замысел, который человек может осуществить или загубить. Итак, Божье откровение сообщается и действует в мире только через человека. Он является посредником между Богом и самим собой. Так, Бог всегда говорил через человека, через Моисея, через пророков, мудрецов и апостолов, учителей церкви и святых. И другого пути к Богу, как только через человека, нет. Бог выражает Себя в мире через взаимодействие с человеком, через преломление божественного начала в человеческой свободе. Отсюда вытекает необычайная сложность религиозной жизни человека. Человек произошел от Бога и от праха, от Божьей идеи и свободы. В этом как раз и сложность человеческой природы, и ее полярность. А совмещение в ней противоположных начал определяется не только грехопадением, как часто думают, но изначальной двойственностью человеческого происхождения и человеческой природы. Стихийный и иррациональный элемент в ней, это не только результат падения человека, но результат, прежде всего, предшествующей бытию и миротворению свободы, присущей ему. Совершенно очевидно, что грехопадение было бы невозможно как восстание твари против Творца, она не могла бы найти силы и, даже породить самой мысли об этом. Грехопадение объяснимо лишь из третьего принципа, из свободы несотворенной, из небытия, предшествующего бытию. Это и есть последняя тайна, скрытая за бытием. Отсюда вытекает множество последствий для этики. Из этого объяснимо как зло, так и творчество нового. К этой изначальной истине восходит этика творчества.