Избирали патриарха 5 ноября 1917 года. После окончания молебна старейший член Собора, митрополит Киевский Владимир, вскрыл опечатанный ларец, в который были вложены жребии с именами кандидатов, а специально для этого вызванный из Зосимовой Пустыни старец иеромонах отец Алексий на глазах всего Собора вынул из ларца один из жребиев и передал его Владимиру.

– Тихон, митрополит Московский, – при гробовом молчании всех присутствующих провозгласил митрополит Владимир.

Избирали патриарха под гул артиллерийской канонады: большевики вслед за Петроградом брали власть и в Москве. Александр Изгоев, член ЦК кадетской партии, записал услышанные им слова относительно большевиков:

«Народу только такое правительство и нужно. Другое с ним не справится. Вы думаете, народ вас, кадетов, уважает? Нет, он над вами смеётся, а большевиков уважает. Большевик его каждую минуту застрелить может».

Для церкви приход большевиков и начавшаяся Гражданская война были событиями катастрофическими. Храмы опустели. Патриарха Тихона арестовали. Потом выпустили, но чекисты продолжали неустанно работать против церкви. Новое «шпионское» дело, по которому он проходил, грозило высшей мерой наказания. Но патриарх в 1925 году умер.

Пять дней в августе семнадцатого года погубили демократию в России. 27 августа Верховный главнокомандующий генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов потребовал от главы Временного правительства Александра Фёдоровича Керенского передать ему власть в стране, а 31 августа корниловских генералов арестовали.

Ключевая фигура в этой истории – знаменитый революционер Борис Викторович Савинков, до революции – вождь боевой организации партии эсеров, летом семнадцатого – фактический руководитель военного министерства во Временном правительстве.

Он участвовал во множестве терактов, организовал убийство министра внутренних дел Вячеслава Плеве и московского генерал-губернатора и командующего войсками округа великого князя Сергея Александровича.

«Я видел Савинкова впервые в 1912 году в Ницце, – вспоминал писатель Александр Куприн. – Тогда я залюбовался этим великолепным экземпляром совершенного человеческого животного! Я чувствовал, что каждая его мысль ловится послушно его нервами и каждый мускул мгновенно подчиняется малейшему намёку нервов. Такой чудесной машины в образе холодно-красивого, гибкого, спокойного и лёгкого человека я больше не встречал в жизни, и он неизгладимо ярко оттиснулся в моей памяти».

За ним следило около сотни агентов заграничной агентуры департамента полиции. Но помешать его террористической деятельности полиция не могла. После революции он вернулся в Россию.

«Изящный человек среднего роста, одетый в хорошо сшитый серо-зелёный френч» – так выглядел Савинков в семнадцатом году. «В суховатом, неподвижном лице сумрачно, не светясь, горели небольшие, печальные и жестокие глаза. Левую щёку от носа к углу жадного и горького рта прорезала глубокая складка. Голос у Савинкова был невелик и чуть хрипл. Говорил он короткими, энергичными фразами, словно вколачивая гвозди в стену».

В мае военный министр Керенский назначил товарища по эсеровской партии Савинкова комиссаром на Юго-Западный фронт – готовить наступление против немцев. Керенский патетически говорил: «Там, где Савинков, – там победа».

«Живу, то есть работаю, как никогда не работал в жизни, – писал Савинков с фронта. – Что будет – не хочу знать. Люблю Россию и потому делаю. Люблю революцию и потому делаю. По духу стал солдат и ничего больше. Всё, что не война, – далёкое, едва ли не чужое. Тыл возмущает. Петроград издали вызывает тошноту. Не хочу думать ни о тыле, ни о Петрограде».