От призора, случившегося во время прогулки на улице, матери пытались лечить младенцев тем, что сразу по возвращении домой обтирали тело дитяти изнаночной стороной своей ночной рубашки, приговаривая: «Как на юбке (вариант – на рубашке) ничего не держится, так на тебе призор не держится» (НАКНЦ, ф. 1., оп. 6, д. 627, л. 2; д. 628, л. 105). Это действо с указанными словами производили трижды. Если оно не помогало, то готовили заговоренную воду, проливая ее сквозь ручку входной двери и сопровождая действие заговором: «Если ты, призор, от чужих людей пришел, на чужих людей уходи, если от своих пришел, на своих иди, если ты с ветру пришел, на ветер иди» или: «Все притцы, все призоры, все витряны переговоры, от девки пришли, к девке поди(те), от бабы пришли, к бабы поди(те), от мужика пришли, к мужику поди(те)» (АНПВ, № 2/77, л. 4; ФА ИЯЛИ, № 3298/14). Заговор произносили три раза (по разу на каждое пролитие воды сквозь ручку). Считается, что с первого раза заговаривается одна треть воды в сосуде, со второго раза – вторая треть, с третьего – последняя (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 627, л. 4). Кончив заговаривать воду, набирали немного с ладони себе в рот, прыскали в лицо младенцу, потом давали ему глотнуть три раза заговоренной воды, затем обтирали ему водой лицо или же обтирали мокрой ладонью («долонью») с головы до пят три раза и перекладывали со стола в зыбку. В варианте обряда с обтиранием всего тела могли приговариваться такие слова: «Все притчи и призоры, все людские переговоры, смойтесь с волосков, с румяного лица, с белого тела» (АНПВ, № 2/77, л.2). Или: «Все притчи и призоры, все худое и лихое, останься позади» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 490, л. 64). От выходца из деревни Кевасалма З. И. Ероховой получен такой заговор: «Встану благословясь, пойду перекрестясь, из дверей дверьми, из ворот воротами, пойду, раба Божья имярек к синю морю, в синем море есть синий камень, под синим камнем щука. Глаза у ей стеклянные, зубы оловянные, кусает, откусывает все притци, все призоры и бабьи, мужичьи переговоры. Тьфу, аминь» (Там же, д. 268, л. 162). Иногда она пользовалась другим заговором с тем же зачином, в котором знахарка «выходит в чистое поле», где находится «огненный столб»: «…Пущу с огненного столба четыре огненных реки. Пусть отвяжутся все притцы и призоры от раба Божьего имярека. Тьфу, аминь» (То же). В зимнее время младенца иногда носили заговаривать к проруби (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 627, л. 2). В избе слова заговора на воду произносятся у душника печи. Они совсем другие: «Из дверей в дверь, из ворот в ворота, Божий раб (имярек) стоит, старый старик рубит дрова. Как от деревьев щепки летят, так от раба Божьего (имярек) все притчи и призоры летят век по веку и отныне довеку и во веки веков. Аминь» (АНПВ, № 2/77, л. 3–4).

Воду для лечения могли заговорить одним общим заговором на сглаз и призор у душника печи словами: «Все уроки и призоры, бабьи и мужичьи оговоры, отойдите от раба Божьего (имярек). Подите за дальние леса, за синие озера на дикие щелья и болота» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 194; д. 628, л. 54). Далее с водой поступали так же, как и при лечении призора. Судя по заговору, сглаз в лечебной магии Водлозерья назывался также и «уроком», а сглаженный человек, скорее всего, – «изуроченным». Если ребенок засыпал до укладывания его в зыбку, то спать его клали на лавку или на пол (Там же, д. 489, л. 65–66). В зыбку его в таком случае почему-то класть было запрещено. Мать, закончив все манипуляции с лечением младенца и уложив его спать, молилась Богу, чтобы он дал здоровья ее ребенку (Там же, д. 490, л. 64).