(Деян. 20: 35). Святитель Василий Великий считает вором того, кто не отдает часть своего имущества в качестве жертвенной помощи ближнему. Эту же мысль подчеркивает святой Иоанн Златоуст: «Не уделять из своего имущества есть также похищение». Церковь призывает христианина воспринимать собственность как дар Божий, данный для использования во благо себе и ближним[3].

Ныне на щедрого благотворителя смотрят как на уникум. У многих не укладывается в голове: располагать миллионами и потратить их не на коллекцию автомобилей, не на виллу посреди заповедника и даже не на покупку депутатского места, а… на храм. Или на помощь приюту, школе, больнице, музею. Что этим приобретается? Ах, стяжание Святого Духа? Но где он, этот Дух Святой? Ведь нельзя его потрогать, разделить на части, инвестировать в ценные активы, а наиболее ликвидные фрагменты вывезти за рубеж и положить в сейф где-нибудь в окрестностях Женевского озера… «Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать». Бизнесмен-благотворитель, к сожалению, до сих пор вызывает у своих коллег по миру деловых людей усмешки, непонимание, подозрение в корыстных мотивах. Между тем с христианской точки зрения он ведет себя подобающим образом. Это для наших дней щедро жертвующий предприниматель – редкий образец, живой шедевр общественной культуры и прочной веры. А еще сто или тем более пятьсот лет назад странно было не быть благотворителем. При Алексее Михайловиче купец, прилюдно скупящийся на милостыню, вызвал бы непонимающие, а то и презрительные взгляды. И даже в закатную пору Российской империи, когда вера стала оскудевать в сердцах, коммерсант, чуждый благотворительности, выглядел как эксцентричный чудак: так жить уже позволительно, но… несколько неприлично.

Разумеется, и при последних государях из династии Романовых, и сейчас отыскиваются ложные благотворители. Эти, расставаясь с деньгами, мечтают о чинах, орденах и иных почестях. Им и цена объявлена еще в евангельское время – Сыном Человеческим: «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного» (Мф. 6: 1). И далее: «У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6: 3–4).

Но для тех, кто помнит, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши», пожертвования имеют совершенно другой смысл. Им награды на небесах достаточно. А порой достаточно одного лишь осознанного действия во имя любви к Христу и ближнему своему. Благотворитель, приближающийся к христианскому идеалу, «…радуется, раздавая, не скупится… дает без ворчливости, без брани и печали, участливо»[4], – как пишет святитель Климент Александрийский. И еще того лучше, если он, не ожидая просьбы, сам отыскивает того, кто достоин благодеяния. Ради того, чтобы рассказать о подобных людях – об истинных благотворителях, – и создавалась эта книга.

На Руси и в России они были всегда. И их всегда было много.

Благотворительностью что в Московском царстве, что в Российской империи занимались все слои общества. Богатый и бедный, дворянин и крестьянин. Каждый нес посильный вклад в храм, богадельню, больницу. Кто-то жертвовал тысячи, миллионы, отдавал поместья, ставил церкви, заказывал для храмов колокола и драгоценную утварь. А кому-то даже не снились подобные богатства; что ж, тогда он отдавал Церкви те самые две лепты, которые больше всех остальных вкладов. Одни помогали сирым и убогим, другие строили церкви, третьи помогали выжить творцам прекрасного: художникам, музыкантам, писателям. Тот, кто стяжал многие богатства, и жертвовал больше – не только для того, чтобы оправдаться перед Богом, но и потому, что возможности его становились на порядок более значительными. Благотворительность была огромна, необъятна и пестра, как сама жизнь. Она пронизывала повседневность и являлась таким же непременным атрибутом русской культуры, как, например, письменность или, скажем, наличие законов. Совершать благие дела во имя Христово вплоть до очень позднего времени было естественной надобностью. Такой же, как дышать воздухом или вкушать пищу. Подобное положение вещей знал еще XIX век, хотя к тому времени русская жизнь далеко отошла от устоев допетровской Руси и вера начала умаляться…