– двойной код сюжета: все рассказанное может быть экстраполировано на любые события жизни разных исторических периодов;

– трехплановое или двухплановое построение мира

– специфика точки зрения

– морально-психологическое экспериментирование: изображение необычных, ненормальных морально-психических состояний человека

– сцены скандалов, эксцентричного поведения, неуместных речей и выступлений

– резкие контрасты

– наличие формы путешествий в неведомые страны

– широкое использование вставных жанров

– злободневная публицистичность, т. к. мениппея – жанр, остро откликающийся на идеологическую злобу дня

В заключение анализа данной трактовки жанра можно сказать, что для М. М. Бахтина мениппея является жанром, не принадлежащим к определенному этапу развития литературы, но развивающимся по сей день и имеющим аналоги в литературе разных эпох. Важно отметить, что в бахтинской теории мениппея все же является жанром со своей структурой и характерными особенностями, чего нельзя сказать о теории М. Липовецкого.

М. Липовецкий в своей работе «Русский постмодернизм»6 дает свое видение данного термина на основе выводов М. М. Бахтина. По его мнению, мениппея является не жанром, а скорее метажанром, т. е. структурой, впитавшей в себя определенные жанрообразующие характеристики литературы эпохи, и, тем самым, имеющая влияние на жанры, возникшие позднее. Иными словами, М. Липовецкий пишет о наличии важных черт литературы определенной эпохи (здесь он, как и М. М. Бахтин, говорит о древности происхождения, карнавальности и биполярности мениппеи), которые выразили себя в определенных жанрах. Однако некоторые произведения появляются на стыке уже образовавшихся жанров и, хотя могут быть причислены к ним, имеют свои отличительные особенности. Так, по мнению М. Липовецкого, мениппейная традиция особенно ярко выразила себя в прозе постмодернизма. В отличие от М. Бахтина, он акцентирует внимание на обобщенности и размытости границ этого метажанра. По этой причине автор «Русского постмодернизма» склонен уходить от термина «метажанр мениппеи» к более общему «традиция мениппеи»7. Влияние данной традиции, с точки зрения литературоведа, может быть выявлено едва ли не в любом произведении русской литературы постмодернизма, в т.ч. в произведениях М. А. Булгакова, Вен. Ерофеева, В. Г. Сорокина, А. Соколова и др. Однако, если Бахтин исследует мениппею и отмечает ее принадлежность к новейшей литературе, то М. Липовецкий, наоборот, пытаясь выявить векторы развития поставангардистской литературы, отмечает ее увлеченность мениппейной традицией. В статье «Диапазон «промежутка»8 М. Липовецкий называет мениппею «старшим жанром» по отношению к литературе авангардизма, отмечая так называемую «мениппейность» русского поставангарда. Кроме того, он акцентирует такие черты мениппеи, которые роднят ее с данной литературой: диалогический подход автора и героя к самим себе, комическая релятивность миропонимания, сочетающаяся с исключительным философским универсализмом, сопоставимым с художественной культурологией «другой» литературы. Как мы видим, все эти признаки дублируют вышеописанные черты мениппеи в теории М. Бахтина. При этом особое внимание М. Липовецкий уделяет мениппейному «испытанию идей», которое становится основополагающим методом организации художественного пространства в поставангардистской литературе, т. к. литературы этого периода ищут ответы на вечные вопросы бытия в условиях полной свободы сознания и стертых границ реальности.

Глава II. Мениппейные игры как сюжетообразующий принцип в романе Хуана Рульфо «Педро Парамо»