– Только мастера проложили новый кабель – той же ночью кто-то откопал. Будто знали, где надо искать, – хирургически извлекли.

– Откуда только слова такие знаешь, – ухмыльнулся снова Евгений. – Хирургически.

Вислый завращал головой, как испуганный воробей. Шляпа на макушке угрожающе задергалась, собираясь свалиться.

– Пора мне, – бросил он коротко. – Сегодня на углу у школы бесплатно гречу с котлетами дают. Извини, начальник…

– Я ничего ему не сказал, – шептал он торопливо во тьму поддверной щели, в которую заползал гибкий черный кабель. – Ничего, слышите?

Темнота молчала, но в этом молчании ощущалось уверенное одобрение.

Вислый погладил дверь ладонью. В его углу из вспоротых ватных одеял было уже сплетено уютное подобие круглого гнезда. Возле гнезда кабель раздваивался, и заканчивался у тканевой кромки советской плитой с раскаленной докрасна спиралью. На ней грелась вырезанная из жестяной банки кружка с густым черным (не то что в диетической) байховым отваром.

Теперь Вислый жил в этом недострое как в настоящей квартире: есть стены, пол и теперь даже свет. До ветру и по делам более серьезным Вислый старался ходить на улицу, если за стеной не трещал мороз. Пока здесь не пролег магический змей-провод, было туго: чтобы не замерзнуть, завернуться надо было в несколько тулупов. Иногда он сжигал мусор в металлическом тазу, и тот принимался беспощадно чадить и кусать глаза.

– Хи-рур-ги-чески, – повторил он заклинание, подсмотренное на бесплатной газете.

13.01

– И что, никто вам провода не сдавал?

Он ходил вдоль длинного гробообразного склада, в котором вместо человеческих останков разложились отжившее свое круглые бочки стиральных машин, холодильниковые остова. Вся лишняя начинка выдиралась безжалостной рукой приемщика. Оставались только металлические ржавые корпуса, рыжие паутины проводов, ребра спиленных кладбищенских оградок.

– Никто, – просто отозвался мясник-приемщик. – А ежели приносят, то жженые-пережженные, без обмотки – за чистую медь больше дают. Ну а как накопится, – он пнул дверцу старенького «ЗИЛа», – увозим на переработку.

– С Чистых Ручьев срезали всю линию подчистую, – сказал полицейский.

– Может, натянули в другом месте? – подмигнул приемщик и почесал черной рукой острую щетину.

– Может быть, – задумчиво отозвался Евгений Борисович и вышел наружу через открытую настежь металлическую дверь, сваренную из обрезков ажурных прутов.

– Этой зимой будто вал прошел, – изрекает приемщик неохотно. – Не только в Чистяках. Везде. Торжок, Соснянка… Причем не деревня, нет, а эти, как их… коттеджные поселки.

Евгений Борисович слушает вполуха.

На профлисте, служившем и вывеской, и козырьком, слово “ПриЕм” было выведено красной краской. Когда-то здесь тоже висели объемные буквы. Сейчас от них остались только выцветшие на солнце контуры с.т.е.к.л.о. и круглые дырки от болтов.

– Давно сняли? – махнул он рукой на вывеску.

– Что? – удивился приемщик и тоже вышел наружу.

Долго задумчиво изучал полоски на профлисте.

– Дак да, – наконец вынырнул из глубины своих воспоминаний. – Года три назад, когда бизнес поменялся. С бутылками невыгодно стало возиться, ну и… Мужик-электрик скрутил аккуратненько и унес куда-то, обещали починить. Мне-то что – я подневольный, хозяин даже расписки с них брать не просил. Ну и…

– Не вернул, – медленно-медленно проговорил Евгений Борисович.

В его воображении заколебался бумажный бантик на тонкой веревочке. Вот оно, совсем близко.

– Мышиного такого типа человек… и еще с ним сынишка – серьезный на вид пацан, молчаливый, надутый…