– Скит здесь когда-то стоял. Вон там, внизу часовня осталась. – Борька сел на траву и вытянул ноги. – Все-таки схемка получилась удивительно удачной. В таких случаях главное – голову зря не ломать. Хоть по комнате ходи, хоть руки заламывай, – все бесполезно. А если просто взять да послушать, может иной раз и услышишь. Нет, я правду говорю.

– А чего ты мне это объясняешь? Я и без тебя знаю, – ответил Олег.

С косогора они спустились к заросшей камышом мелкой речушке. Стояли на бревнышках моста и смотрели, как вода треплет длинные, темно-зеленые водоросли.

– Конечно, хорошо здесь поселиться, – говорил Борька. – Но города будет не хватать. Ни конференций тебе, ни прочего трепа. Обалдеть от этой секретности!

– А много ты на конференции ходишь?

– Потому что неинтересно. Было бы интересно – ходил. Куда-нибудь за кордон махнул бы с лекциями выступать.

– Там своих хватает.

– Для ученого признание очень важно. Да и вообще – глупость какая-то эти представления, что мы в осажденной крепости. Надоело это уже. Рано или поздно, а придется с миром замириться.

– А кто его обижает?

– Вот ты! Человек вроде вменяемый, – говорил Борька. – А чуть что – сразу империалист. Ну, может и не империалист, а так… Вот, мол, мое и никому не отдам.

– Всякий нормальный человек свое абы кому не отдаст.

– А кто у вас забирает? Кто? Все живут тихо-мирно. Никакие свои особенности не выпячивают. Вот тебе скажи: никаких особенностей у вас нет, ты первый заорешь: «Как бы не так!».

– Что ты хочешь сказать? Что никто ни от кого не отличается?

– Послушай, ты знаешь, что я – парень из деревни, – быстро заговорил Борька. – Простецки – некуда. Вот и объясни мне: в чем мои особенности?

– Тебе? Про особенности? Пожалуйста! Ты не любишь всякую меру. Не любишь бить в одну точку. Зато обожаешь вопросы задавать. Себе самому!

Борька скривил физиономию и спросил:

– В каком это смысле я не люблю меру?

– В прямом. И еще ты, хоть недолго злишься, но надолго обижаешься.

– Это все словеса! И только!

Ирина стояла у входа в Дом дружбы народов на Калининском и выглядела даже важнее обычного. Билеты на концерт достала ее мать, и кроме Олега были приглашены Вика и Артамонов.

– Если эти змеи опоздают, мы их ждать не будем, – объявила Ирина.

– А что за певица? – спросил Олег.

– С Ямайки. Очень длинное имя. Я не запомнила. Подошли Вика и Артамонов. Она заулыбалась и чмокнула Ирину в щеку, а он молча кивнул и протянул Олегу руку.

В буфете Вика громко сказала:

– Шампанское есть!

Артамонов принял задумчивый вид и, как подобает поэту, стал сосредоточенно разглядывать лепнину на потолке. Олег отстоял в очереди и принес бокалы с вином и шоколадку.

– Где эта Ямайка находится? – спросила Вика. – Где-то в Атлантике?

– У нас в классе девочка была, Люба Папкина, – сказал Олег. – Она всегда говорила: «Антрактический океан».

– В этом что-то есть, – заметил Артамонов и допил шампанское.

Вика долго и подробно рассказывала о новой приятельнице – жене представителя какой-то фирмы в Москве.

– Они весь свет объездили! – уверяла Вика. – А дома у них прислуга обед готовит.

– Чужие люди в доме – я не представляю это как… – Ирину этот треп сильно раздражал.

– А что такого? – изумилась Вика.

– Ну, ведь наймиты! – объяснила Ирина. – Кто знает, что у них там на уме. Возьмут и плюнут в кастрюльку. В ходе классовой борьбы…

Певица с длинным именем была немолодой коренастой креолкой. Ведущий назвал ее «большим другом нашей страны». Она пела под гитару томным, красивым голосом.

После третьей песни возникла пауза, и ассистент стал возиться с микрофоном. Олег повернулся к Ирине: