– Варя, я сейчас на работу схожу, переговорю с главным редактором, он – мужик толковый. Может, чего дельного посоветует. А ты, по возможности, из комнаты не выходи, даже если в уборную, потерпи. Я скоро.

По дороге на работу он обдумывал свои действия. «Конечно, никому, а тем более главному редактору, ничего говорить не стану. Иначе это будут последние минуты моей работы в газете, а возможно, и на свободе. Что я могу сказать: моего брата арестовали? А просто так у нас не арестовывают, а если арестовывают, то тут же отпускают, я тому живой пример. Вот черт, а может Борька и в правду…? Да нет, какой из него вредитель? Обычный работяга, даже не пьет, никудышный из него вредитель. Значит, вышла ошибка. В этом случае его обязательно отпустят. А если нет, то получается, он – враг, а при таком раскладе защищать и заступаться за врага – это непростительная оплошность, это больше, чем ошибка, – это преступление!»

На скорую руку разобравшись с делами в редакции, он со всех ног бросился домой.

– Варюша, я поговорил с главным редактором, он советует пока ничего не предпринимать. Произошла ошибка, страшное недоразумение, а мы своей суетой можем только помешать в установлении истины. Если его не освободят, тогда и будем писать прокурорам, в газету, или самому Сталину.

– Ох ты, батюшки, – воскликнула Варя и с мольбой в глазах спросила, – а сколько ждать?

– Пока не знаю, буду советоваться с Виктором Тимофеевичем, он – мужик опытный, толковый, подскажет.

– Сашенька, так как же его отпустят? За все время никого у нас не отпустили. Еще бабы поговаривают, будто бы мужиков свозят в тайгу большие просеки рубить? Саша, зачем это, а…? Может война будет?

– Ты думай, что несешь, совсем из ума выжила

Он пальцем постучал по виску.

– Те, кого не освободили, были виновны, это ясно как белый день. А Борька не может быть виноватым, это и дураку понятно. Ты баб своих глупых не слушай и за чужих мужиков не переживай, ты за своего лучше думай. Больше пользы будет.

Они молчали, не зная, о чем еще говорить, с каждой минутой убеждаясь, что возврата к прежнему не будет. Потери неизбежны, поскольку дорога их жизни – это блуждание в топких болотах в кромешную ночь.

– Варя, а ты кому-нибудь сказала, что ко мне поехала? – Спросил Александр, прервав затянувшееся молчание.

– Конечно, Вальки Барабулькиной свекрови, чтобы за детями присмотрела, переночевала с ими.

– Приедешь домой, скажешь, что меня не нашла, мол, я в командировке долгой. Нечего им знать про наши планы. Да и баб своих, дур набитых, не слушай, они тебе наговорят в три короба. Сиди тихо, не бегай по инстанциям. Сам все решу, приеду, расскажу, а ты больше не приезжай. Поняла?

Варя кивнула головой, понимая даже больше, чем он сказал. Она все поняла…

В очередном номере «Красной колеи», в передовице, вышла статья Александра Проханкина «Осиновый кол в могилу вредителей». Отцовские усы довольно подергивались, вчитываясь в словесный осиновый частокол. Способный малый, все верно понял…

Глава 9

Огненным вихрем покатился отряд Егора по наделам, сметая все на своем пути. Деревня за деревней, хутор за хутором. Тактика была выбрана самая простая и, на взгляд Правдина, наиболее эффективная. В поселениях выбирались самые зажиточные дворы, их обитатели выгонялись на улицу, женщины, дети, старики. Хозяина допрашивали с пристрастием, зачастую забивая до смерти, не скрывая своих методов дознания, на глазах у родных и всего села, секли плетьми, таскали по земле, привязав за лошадь. Могли запросто отрезать уши, объясняя, что раз не слышит приказа сдать хлеб, то они ему не нужны. Уши советскому человеку нужны только для одной цели: слушать приказы – так любил повторять Правдин. Часто дома раскулаченных поджигались, запрещалось при этом выносить пожитки. Разрешалось только выть во весь голос и прославлять великое государство, которое непременно сделает людей счастливыми, верьте, так будет. Впрочем, перепадало и тем, кто не относился ни к кулакам, ни к другим врагам Великой власти, а был равнодушен или, более того, симпатизировал и всей душой поддерживал ее. Но такая мелочь никого не волновала и не заботила, перспективы были настолько грандиозные, что жертвами, какое бы их число ни было, можно было пренебречь. Наша страна готова на любые жертвы, вам это скажет любой – еще одно любимое изречение Егора.