Приснился ему Терёхин в измазанном грязью исподнем и забрызганном чем-то тёмным. Лицо было бледным. Он долго смотрел на Пананина, молчал. Мишка не выдержал первым.

– Иван Николаевич! Жив! И я жив!

– Нет, Мишаня, жив только ты. Я убит. Вчера вечером меня и убили. Но и я топором добре поработал.

– Как же мы разговариваем сейчас?

– Вот захотел я с тобой поговорить, потому и говорим, – усмехнулся Терёхин. – Я знаю, что ты из будущего. Тяжёлое испытание досталось тебе, Мишаня, ох и тяжёлое. И остался ты один. Но помни, что и один в поле воин. Ты же читал интересные книжки про героев. Вот и стремись стать таким. Только голову зря не подставляй под пули. Береги себя и тех, кто окажется рядом с тобой. Дружба, это брат, великая вещь.

– Какой с меня воин? Иван Николаевич! С моей комплекцией…

– Голова у тебя на что, Мишаня? Воюй! Ну, бывай…

Мишка проснулся от странного ощущения, что кто-то только что здесь был.

– Иван Николаевич! – забормотал Мишка, не повышая голоса. – Ты здесь?

Утренние сумерки понемногу уходили, и Мишка сумел разглядеть место, где он заночевал. Рядом лежал красноармеец на животе, уткнувшись головой в траву, в военных штанах и исподней рубахе. Спина была нашпигована огромным количеством осколков, вокруг ран от которых расползлись по рубахе кровавые пятна.

Мишка неосознанно повернул рукой голову бойца и отшатнулся. Это был Смельченко.

Невзирая на боль, Мишка вскочил на ноги и быстрым шагом пошёл к палатке. Место стоянки хозвзвода изрыто воронками и раздавлено гусеницами танков. Не доходя несколько метров до своей бывшей палатки, Мишка наткнулся на переломанное тело, с выпущенными кишками, растянувшимися вслед уходящему танку. Поплохело сразу. Выполоскало непонятно чем, ведь последний раз Мишка ел сутки назад. Качаясь из стороны в сторону, он всё же добрался до палатки, обул свои ботинки с обмотками, вытянул из-под лежанки вещмешок. Винтовку так и не обнаружил. Похоже, что оружие уже кто-то успел собрать. Возле полевой кухни лежал Терёхин с бледным мертвенным лицом, в грязном исподнем, забрызганном запекшейся кровью, а в крепко сжатой ладони покоился чёрный топор.

– Как же так, Иван Николаевич? – Мишка не сдерживал слёз. – Как же так?

Задавал вопросы сам себе непутёвый «попаданец». С передка кухни снял лопату и принялся копать могилу.

– Как же так?

С трудом спустил на дно вырытой ямы тяжёлое тело Терёхина. С ещё большим трудом освободил топорище из его огромной сжатой в кулак ладони. Посидел несколько минут у свежей насыпи могилки, вспоминая живого и доброго повара, затем закинул за спину вещмешок и с топором в руке направился в сторону ручья, где совсем недавно, он набирал воду.

«Не могу я вас всех похоронить. Боюсь, что опять придут немцы. А мне надо отомстить за вас. Отомстить так, чтобы все удивлялись. Чтобы видели, на что Мишка способен».

Топор долго не желал отмываться от склизкой подсохшей крови. Пришлось шоркать песком. Когда Мишка управился и с этим делом, то краем глаза увидел торчащие из-под куста сапоги. Взяв наперевес топор осторожно подобрался к кустам и резко их раздвинул, будучи готовым нанести удар. В кустах, опёршись к стволу дерева, сидел часовой с перерезанным горлом. Мишка только судорожно сглотнул, подобрал валявшуюся пилотку часового и вернулся к ручью. По дороге он подобрал алюминиевую фляжку под воду, и теперь у него их было две. Одна выдана вместе с обмундированием, стеклянная, и вторая, которую он подобрал. Обе сунул в вещмешок. Посидел у ручья, повздыхал, смыл с лица грязь. Холодная вода хорошо подействовала. Голова стала свежей, мысли упорядочились.