Теперь я понимаю, что имеет в виду Джон, когда говорит о чужестранцах, которые заполоняют наше жизненное пространство, отбирают у нас нашу добрую старую Британию и поднимают свои флаги над дверьми, которые когда-то были нашими. Если вы хотите здесь жить и работать как честные люди, приезжайте и работайте. Но если вы приезжаете, чтобы грабить, убивать, взрывать нас, пожалуйста, не приезжайте. Если единственное, на что вы способны по приезду сюда, это ненавидеть нас, зачем вообще сюда приезжать? Почему вы не останетесь там, где вам без нас хорошо?

Знаю, нет такого народа, из которого не вышел бы хоть один преступник. Не буду это отрицать. Я хочу лишь сказать, что есть ли смысл ввозить чужих преступников, когда мы со своими-то не можем сладить? У нас полно своих собственных террористов, продавцов наркотиков, насильников и прочих недочеловеков. Конечно, не все, кто приезжает к нам, – преступники, но когда поздним вечером сталкиваешься с группой молодчиков, вооруженных битами и рыскающих по улицам в поисках одиноких прохожих и их личного имущества, волей-неволей начинаешь сомневаться в природе человека. И волей-неволей складывается впечатление, что природа этих молодчиков недостаточно человечна.

Я слышу, как вы восклицаете:

– Где же ваши христианские ценности? Подставьте вторую щеку…

А я вам сейчас объясню, что вообще происходит: у нас, знаете ли, щеки закончились. Понимаете? Закончились! Теперь дело за кулаками. Христианин должен уметь не только прощать, но и стращать. Тех, кто не в состоянии постоять за себя, съедают. Разве нет? А мы не то что не в состоянии постоять за себя – это у нас жизненная философия такая, делающая из нас легкую добычу. А я вот не хочу быть легкой добычей. Я человек очень религиозный, но по мне, так неверующий атеист лучше религиозного фанатика. Религия хороша тем, что закладывает в человеке добро, высокие моральные принципы, но, может быть, ей стоило бы на этом и остановиться? Фанатизм ради истребления людей, не похожих на тебя, с другим подходом к жизни – это фактически ненависть ради ненависти. И тут уже задумаешься: а не ради ненависти ли эти люди живут, не это ли их истинная природа? А теперь вопрос. Чья вина, если я становлюсь ксенофобкой, хотя раньше я этим не отличалась? Моя вина? Или все-таки этих людей?

– Политкорректность – очередной навязанный нам культ, – талдычит Джон снова и снова. – Вот смотри. Какая польза от закона, если мерзавца нельзя назвать мерзавцем? Закон, понимаешь… К черту закон! Если законы так правильны и хороши, что же их переписывают-то снова и снова?

Выходит, у цивилизации есть и плюсы, и минусы. Можно было бы избежать минусов? Можно, если бы у них не было столько сторонников. Каждый готов гадить ради собственного комфорта, а запрещать ему и трогать его не смей: он же личность! Мы дошли до того, что личность одного человека – будь он хоть законченным негодяем – важнее всего мира… Вот говорят, что эти люди по-своему честны. Ну да, так и есть. Только это какая-то цыганская честность: вы их за руку ловите, а они нагло уверяют вас, что невиновны. У каждого своя шкала честности. Послушать любого обвиняемого, так выходит, все преступления на земле, похоже, совершаются потусторонними силами или инопланетянами, но только не людьми!

Их права? О чем вы? Единственное право, которое у них есть, – это право быть порядочным человеком. Объясните, друзья мира, цивилизации, снисхождения и прочих громких слов, почему на арест преступников требуется санкция суда или прокуратуры, а на совершение ими преступлений – нет? Может, хватит с ними нянчиться?